Олег Маринин: С Мишей Шталенковым сидел за одной партой

Олега Маринина многие запомнили по играм за «Спартак». Но начиналась карьера у Олега Николаевича с «Динамо», которое ветеран и считает родным клубом. Ведь с семи до восемнадцати лет Маринин провел в Новогорске и «Лужниках».

 

- Вы, когда пришли в хоккей, знали, что ваш тренер – тот самый, легендарный Крылов, чей стяг висит под сводами «Лужников»?

- Когда только попал в секцию, я не знал, что он олимпийский чемпион. А уже на втором-третьем занятии мне всё рассказали. Была большая радость, что попал к такому заслуженному человеку. Очень уважал его. Первый месяц я с восхищением ходил. Потом уже начались тренировки, игры.

- А как попали к Крылову?

- После серии канадских профессионалов развивался хоккейный бум. Я жил и живу недалеко от «Динамо», увидел объявление о наборе в секцию. Сразу возникло желание пойти. До этого я много играл во дворе, поэтому катание у меня было нормальное. На отборе из 150 человек выбрали меня и еще двоих ребят. А 66 год рождения в «Динамо» вёл как раз Юрий Николаевич Крылов.

- Свой дебют за основу бело-голубых помните?

- Да. Тогда уже тренировал команду Юрий Иванович Моисеев. Меня поставили в четвертое звено. В своей первой встрече я сыграл несколько смен, и всё. Это был очень важный матч, поэтому, меня, как молодого, выпустили на лед всего на несколько минут. Не особо запомнилось.

- Игроки того времени рассказывают, что раньше в «Динамо» всё было лимитировано. К примеру, даже лишнее яблоко никому не давали. Правда?

- Это на сборах, на базе?.. Да. В то время всё было гораздо строже, типа «военная дисциплина»: все военнообязанные. Я как раз с Мишей Шталенковым служил. Мы с ним за одной партой сидели в динамовской школе. Потом вместе попали в армию в «Динамо». В Голицыно была погранчасть. Мы служили там, как обычные солдаты. Потом нас вытащили, и мы сразу отправились на сборы в Новогорск. Когда к нам из ЦСКА пришел Юрий Иванович Моисеев, и опаздывать игрокам нельзя было ни на минуту.

- Вы избежали участи провинившихся?

- Нет, не удалось. Один раз я чуть-чуть опоздал на тренировку. Нас отпускали по домам, по каким-то причинам я не успел вернуться вовремя в Новогорск. Моисеев сказал: «Так… Еще раз и всё: собираешь вещи, берешь винтовку в руки и едешь в часть вместе со всеми служить на настоящую границу».

- Подействовало?

- Моментально, причем. Перед каждой тренировкой я за час уже был на месте, чтобы не опаздывать.

- Федотов говорил, что во время тренировок у Моисеева все бегали с рюкзаками с песком…

- Да-да-да, в горку в летний период. Для меня самое сложное было другое упражнение: на тебя надевали пояс, от которого шел трос и баллон, а на нем еще висел железный блин от штанги. С этим баллоном от ворот до ворот надо было 15 раз уложиться в какое-то время. Если не укладываешься, делаешь еще. Но дело в том, что если не уложился, то совершить еще – просто невозможно. То есть – доходили чуть ли не до полуобморочного состояния.

- И как же вы?..

- Ну а как было сказано: «Кто не сделает, молодые – в часть, основные – в запас». Приказ. Когда врач измерял пульс, он говорил: «Да, это уже перебор… Частота сердечных сокращений за 200. Вы прямо как космонавты». Если Валера Васильев, Билялетдинов были уже здоровые такие мужики, то я восемнадцатилетний юноша, мне очень тяжело давались «баллоны».

- Моисеев знал, что у вас пульс зашкаливал?

- Врач ему говорил. Но Юрий Иванович: «Ну а что делать?.. Кто не выдерживает, поедет в часть – служить. Или пусть идет в фигурное катание». Поэтому я считал, если «баллоны» пережил, всё: неделя прошла успешно. А за семь дней это моё самое нелюбимое упражнение было два раза. Помню еще, как-то перед очередной игрой нам дали выходной. На следующий день я прихожу в раздевалку, смотрю: на моем месте нет формы. Я: «Что такое?!» Юра Никитин, дублер Мышкина, шутник, говорит: «Ну, всё. Доигрался. Иди к Игорю Николаевичу Тузику. Наверно, тебя в часть отправляют, плохо тренируешься». Тузик – мне: «Ты, что? Молодой, какая часть?! Тебе – на игру! Иди быстро готовься». Я с квадратными глазами  возвращаюсь в раздевалку, а все ребята там за бока держатся. Оказывается, Юра мою форму положил в автобус, молодежь должна была ехать на первенство Москвы, играть с ЦСКА. Все ржали, но мне тогда было не до смеха. Я на самом деле решил, что меня отправляют на службу.

- Жестоко.

- У нас действительно был строгий распорядок. И у молодых проводилось не три, а четыре тренировки. Давали нам всё понять. Еще Игорь Николаевич Тузик, он, в основном, с неиграющим составом, с молодыми занимался, тоже был любитель «гаечки закрутить».

- Кто был для вас наиболее подходящим тренером?

- Борис Александрович Майоров. Он более демократичный. Майоров старался делать акцент на сильные качества, а не, в первую очередь, подтянуть – слабые. Так строились звенья. «Динамо» же играло в более прагматичный хоккей.  «Спартаке» было больше творчества. Забавно, Борис Александрович Майоров после победных игр любил не менять счастливый пиджак.

- А у вас были приметы?

- Я особо в них не верю. Единственное, клюшку я всегда обматывал определенным способом и ставил её на фартовое место. Помогало.
- Почему же вы ушли в «Спартак»?

- Был бы тренером в «Динамо» Юрзинов, я бы, конечно, никуда оттуда не ушел. Но с Юрием Ивановичем Моисеевым у меня не особо складывались отношения. Виталий Семенович Давыдов предложил мне: «Поиграй пока в Харькове за нашу дочернюю команду. Моисеев, наверно, здесь ненадолго. Потом мы тебя вернем». Но сами понимаете, что значит в 20 лет парню уехать из Москвы. А тут появилось предложение от «Спартака». Он в столице, у меня там много друзей. Конечно, я не выдержал и перешел. Терять лучшие годы где-то на периферии в Харькове меня как-то не очень привлекало.

- Будучи уже спартаковцем, вы ездили на кубок Америки?

- Да, со второй сборной ССР. Шесть лет мы на Новый год ездили в США, у нас там были товарищеские игры, а один раз – турнир вторых сборных. Там в финале мы победили канадцев – 4:2. Ту игру хорошо помню: сначала мы уступали, а потом наше звено, я играл с Болдиным и Саломатиным, забросило две важные шайбы. Еще мне запомнилась игра, когда «Спартак» обыграл звездный ЦСКА.

- В «Спартаке», кстати, тоже серьезные нагрузки давали?

- Нет. В сравнении с «Динамо», там было больше игровых упражнений. Таких жестких тренировок не проводилось, и на сборах мы жили гораздо меньше.

- А в Швеции?

- После наших нагрузок, в Швеции я себя чувствовал как на курорте. Отыграл там два сезона во время перестройки. В этой стране проповедуют более свободный комбинационный стиль. Тренировались мы один раз в день, на игру приезжали из дома. Удачно «подвернулась» мне Швеция.

- Почему вернулись в «Спартак»?

- У меня закончился контракт со шведским клубом. А в России всё стало налаживаться.

- Но вы уже в 32 года решили закончить с хоккеем?

- По тем временам это был нормальный возраст. У меня начались проблемы с коленными связками. После нагрузок они стали болеть. И я подумал: «Пора-пора. Здоровье дороже».

- В новогоднюю ночь 1996 года умер спартаковец Дмитрий Рожков…

- Я как раз с ним играл. Я – во втором звене, он – в третьем. Я хорошо знал Рожкова…

- Сильно переживали?..

- Да, там такая темная история… Он умер от ножевого ранения. Якобы Дима сказал, что это жена его зарезала. У нас был траур. Ходили на похороны к Рожкову…

- За вашу хоккейную карьеру это самая страшная ситуация?

- Да. Вот буквально Дима ушел с тренировки, мы поздравили друг друга с наступающим Новым годом. А послезавтра нам такую новость сообщили. Все шок испытали. Ещё неприятно было, когда узнал, что от онкологии динамовец Андрей Ломакин умер. Но он тогда был далеко. А с Рожковым я в раздевалке рядом сидел…

- Самый необычный игрок на вашей памяти?

- Я еще застал его как тренера, это, конечно, Мальцев Саша. Он на тренировке показывал очень хорошие вещи: финт с разворотом. Для меня Саша всегда был самым неординарным и талантливым. И еще в то время играл в рижском «Динамо» Хельмут Балдерис. Тоже очень необычный хоккеист. Вот, пожалуй, эти двое.

- На них старались быть похожим?

- Они привлекали своей игрой, но, честно говоря, на них нельзя быть похожим. Это такие уникумы в своем деле. У Балдериса мне нравились сумасшедший дриблинг и скорость, у Мальцева – финты, видение поля. Была комбинация такая, когда Саша на дальнюю штангу отдавал передачу Первухину. Так Мальцев мог этот пас с закрытыми глазами сделать, через несколько клюшек и коньков.

- А кто из легенд самый приятный в общении?

- Из того поколения, из великих, всегда приветливый и дружелюбный, с кем мы любили шутить и рассказывать анекдоты, Василий Первухин. Билялетдинов такой более жесткий, правильный, а Васька мягкий, с улыбочкой. Всегда поболтаешь с ним, пошутишь.

- И до сих пор Первухин такой же?

- Да. Он сейчас в Японии. Но недавно я его в Москве встречал. Он – мне: «А, молодой, «марина», как дела? То, сё… Хи-хи, ха-ха». Во время любой сложной тренировки все: «О-о-о-о». А Первухин: «А, ерунда! Разберемся». С ним как-то легко.