Евгений Грибко: На тренировках «лечили» вратарей

Тренер СДЮШОР «Динамо» Евгений Грибко еще в недавнем прошлом сам выходил на лед. Ветеран бело-голубых – неоднократный обладатель и финалист Кубка МХЛ, а пара Грибко – Трощинский одна из самых ценных в российской эпохе «Динамо».

– С Трощинским общаетесь сейчас?
– Нет. У нас уже года четыре как связь потеряна. Нигде не пересекались. Хотя до этого общались.

– Болельщикам вы больше всего запомнились в паре именно с ним.
– Да, в те годы, я и сам что-то показывал, и команда успехов добивалась. Я и Леша очень долго играли вместе. Около четырех лет. На какой-то матч мне меняли партнера, я потренируюсь-потренируюсь с другим защитником и вижу, что «не катит». Тогда подходил к Голубовичу и просил, чтобы Трощинского вернули обратно. Ведь если получалось, то зачем разбивать, хуже делать?

– Вы сразу нашли общий язык?
– Мы одного года, пересекались еще в юношеской сборной. Знакомы были давно, лет, наверно, с пятнадцати-шестнадцати, но в одной паре еще не играли. Так что, думаю, какое-то время должно было пройти, чтобы мы наладили взаимопонимание. Помню, кажется, мы играли в Питере. Я и Леша стояли в своей зоне, он – с одной стороны, я – с другой, и пасовались между собой. Он – мне, я – ему. И думаем: «Кто же первым отдаст вперед?» Нападающие там бегают, бегают... А мы друг другу, туда-сюда, передач десять, наверно, отдали. Все остальные уже замучились, встали.

– Почему вы так долго пасовались? По зоне бегал такой, как Артюхин, и надо было скорее расстаться с шайбой?..
– Нет. Просто обычно делается один перепас, и шайба отдается вперед. А тут мы решили затянуть: кто же из нас крепче окажется.

– И кто?
– Не помню, то ли я, то ли он. Главное, что ребята после той передачи забили гол.

– Писали, что ваша самая памятная шайба – в овертайме полуфинала Евролиги против «Фрелунды». Так?
– Да, ведь тогда наша команда не была на подъеме, но победить мы всё-таки сумели. Хотя еще более запоминающаяся для меня шайба – та, которую я забросил «Спартаку». Тоже овертайм. Мы проигрывали – 0:2. В третьем периоде сравняли. А в дополнительно время я бросил от красной линии, развернулся, поехал на смену, а в этот момент шайба залетела в ворота. Курьезный, но важный гол. Из-за него «Спартак» не попал в плей-офф.

– Вы похоронили «красно-белых»?
– Да. Все газеты писали, что игра должна была быть сдана, а два динамовских хоккеиста не прочитали репертуар и всё пошло насмарку у красно-белых. Но «Динамо» никогда не легло бы под «Спартак».

– Случалось, что из-за вас забрасывали курьезные шайбы?
– Как-то я сам забил своей команде. Это было в Нижнем Новгороде. Хотел бросить шайбу за ворота, а попал в ближний угол. Все сначала оцепенели. Трибуны даже не поняли, что произошло. Секунд пять пауза была. А потом закричали: «А-а-а-а, гол!..»

– Вы только-только пришли играть?
– Нет. Это сезон-1995/96. Но было начало чемпионата, поэтому – ничего страшного. Матч выиграли, и всё забылось.

– Горохов, когда отправил шайбу в свои ворота, после зашел в раздевалку и сказал: «Ребята, я же обещал, что сегодня забью». А вы что говорили?
– Я никому ничего не обещал, поэтому сказал просто: «Извините, так получилось». Нечего вратарю спать! Ближний угол – его. Даже если шайба у своего игрока, голкипер должен всё контролировать.

– Это был Мухометов?
– Да.

– Многие ребята говорят, что с Набоковым в воротах им было спокойнее.
– Знаете, Ильдар тоже мог быть в ударе, но не всегда. Он стоит великолепно одну игру, вторую, а третью может слить так, что не поймешь, что делать. С Набоковым было спокойнее, чувствовалась уверенность. Женя постоянно был в игре. У него не случалось больших провалов, не было такого, что ему откуда-то бросят, а он – не готов.

– Прокопьев рассказывал, что как-то у него сдали нервы, и он зарядил Мухометову на тренировке шайбой в голову.
– Это бывало часто. На тренировках «лечили» вратарей. Даже если видишь, что на занятии голкипер не выкладывается, считает, что ловить не стоит, то, естественное, мы договариваемся: «Ребята, давайте побросаем в голову, пусть подумает».

– А беседы вы с ним не проводили?
– Изначально говорили: «Давайте работать. Мы тут напрягаемся, а вы не ловите». Но если ему не доходит, мы переходили к лечению бросками. Для нас вроде «расслабуха», а вратарю – надо потрудиться.

– Как голкиперы реагировали?
– По-разному. Когда попадет в голову, тогда в ответ что-то сделать пытаются. А иногда уворачиваются. Потом могут гитарой тебе засадить, побегать за тобой. Ничего страшного, все готовы. Когда я был в Твери, там голкипер в другом плане любил «насолить». У нас в раздевалке плохо сохла форма, поэтому нам поставили небольшие сушки – печки. Все, кто приходят первыми, ставят свои коньки вокруг, так, чтобы остальным тоже хватило места. А один вратарь у нас постоянно задерживался, и потом последним клал свои щитки прямо на печку. То есть его форма сохла, а наши коньки, которые находились сзади, – нет. Я этому голкиперу сказал раз, второй, третий: «Не делай так. Приходишь позже, положи амуницию дальше, чтобы все могли высушить вещи, умник». Но он не понял. Утром была тренировка, вечером должна быть вторая. Прихожу – его форма по-прежнему на сушке лежит. Я взял и налил ему в коньки воды. В следующий раз смотрю – всё уже размещено как надо. Стоило только в сырых коньках покататься.

– Горовиков рассказывал, как кто-то из игроков хорошо погулял ночью и утром пришел греться в сушилку. А доктор подумал, что хоккеист умирает.
– У нас тоже были случаи. Зима. Сегодня отыграли, завтра – выходной. Вечером ребята погуляли. Кто-то уже на базе, а кто-то только подъезжает. Приехала машина, парня довезли до ворот. А от них еще нужно дойти до входа в само здание. Метров 50. Игрок не дошел, провалился головой в сугроб и лежит. Хорошо, следующие ребята ехали. Увидели его, подобрали. А так бы еще полчаса – и умер бы.

 – В Словакию вы поехали за Ильиным?
– Нет. Мне предлагали отправиться туда уже в 97-ом, в середине сезона. В то время меня почти постоянно приглашали в сборную, я был на виду. Но я хотел помочь «Динамо». Тем более что там я играл в первом звене, проводил много времени на льду. Поэтому посчитал, что не имею права покинуть клуб перед Новым годом. На мое место взяли Серегу Воронова. А я уехал в следующем сезоне.

– Основная причина вашего отъезда – финансовое положение?
– Не только. Хотя в Словакии, считайте, в два раза больше предложили. Но для меня было интереснее посмотреть, как там живут люди, насколько я самостоятелен и организован.

– Но уровень хоккея-то там ниже.
– Я бы не сказал. А вот уровень команд действительно ниже. В Словакии их тринадцать или четырнадцать, из них шесть были очень хорошие, имели устойчивое финансовое положение и, соответственно, там выступали классные игроки. С ними приходилось играть от ножа. Но с командами, которые считаются слабее, даже тяжелее играть. Не знаю, почему. То ли это из-за отсутствия настроя, то ли из-за того, что те ребята играют не по «букварю». Получается всё не так.

– В Словакии пересекались с теми ребятами, кто сейчас играет в КХЛ?
– Один год я играл вместе с Мартином Штрбаком. Кстати, пока он выступал в «Динамо», приводил ко мне своего сына тренироваться. Мальчик просто катался, учился. Еще в Словакии пересекался с Демитрой, Габориком. Не так хорошо их знал, но виделись. Хотя я больше общался с русскими и белорусами, которые у нас играли.

– Вам, как белорусу, проще было понимать словаков?
– Первый год, когда я приехал, было не так просто. Если они быстро говорили, то я вообще ничего не понимал. Хотя какие-то словацкие слова схожи с белорусскими.

– Многие игроки, не знающие английского, за океаном поначалу заказывали себе одни и те же блюда.
– Первые два-три дня, пока мне не дали квартиру, я проживал у Ромы Ильина. Когда мы шли обедать, я всегда брал то же, что и он. А потом приходил, видел, написано: «Рыба». Ну, понятно, что по-русски, что по-словацки одно и то же значение. Но дальше начиналось название рыбы. «Pstruh». Что это такое? Оказывается, форель.

– Вы методом тыка выбирали?..
– Да. Просто, не зная, что это за продукт, показывал: «Дайте мне эту рыбу». Принесли, посмотрел: «Ага, в следующий раз я это не буду брать». Вычеркиваю блюдо из своего меню, запоминаю.

– В Финляндии – снег, в Швейцарии – шоколад, а в Словакии – что? Помимо пива.
– А там ничего-то больше и нет. Пивная страна. Они еще умудряются смешивать пиво со спрайтом. Это меня очень удивляло. Думал: «Извращенцы!» Сам так и не попробовал, один только вид этой смеси приводил в недоумение. У нас такого не увидишь.

– Петренко рассказывал, как в Чехии генеральный менеджер приглашал ребят к себе домой выпить пива, а потом «сдавал» игроков тренеру. Вас так не подставляли?
– Нет. Но у нас и панибратства с руководством команды не было, не случалось такого, чтобы приглашали в гости. Хотя я слышал про подобные подставы. Это не очень красиво. Вряд ли генеральный менеджер не знал, что сейчас к нему придет тренер, и просто так угощал игроков.

– Вы слышали о таких случаях в Словакии или в России?
– В основном, подобные ситуации происходят за границей. У нас такого нет. Я думаю, в России игрок не пойдет куда-то выпивать с тренером. Только если это не общекомандное мероприятие. Скажем, при Голубовиче был такой момент. Мы долго проигрывали. После какого-то матча тренер сказал: «Собираемся, едем на базу». Все расстроились: «Ё-мое…» Прибываем, разгружаем вещи. Голубович сообщает: «Через 10 минут собираемся на улице и идем». В Новогорске было кафе, он позвонил туда Марье Михайловне: «Накрывай поляну, будем отдыхать». Мы приехали туда все угрюмые, а там пиво, шампанское, пожалуйста! Надо разгрузить команду. А как это сделать? Эмоции снять. Чем? Алкоголем. Мы посидели, поужинали и пошли на базу.

– Как вы потом стали играть?
– После этого всё наладилось, механизм снова заработал.

– Вернувшись из Словакии, вы получили тяжелую травму. Как это случилось?
– Я думаю, это стечение обстоятельств. Естественно, у меня нет мыслей, что соперник бросал специально. Вброс в зону, передо мной проезжает игрок, поэтому я не вижу шайбу. Увидел ее уже тогда, когда она вылетала из-за хоккеиста. Значит, сам был не прав, что не надел полумаску. Была бы она, травмы можно было избежать.

– Как долго пробыли в госпитале?
– Валерий Евгеньевич Конов сразу зашил мне бровь, еще в раздевалке. Он настолько профессионально всё сделал, даже швов не видно. Потом мы ездили в больницу на обследование, но невозможно было что-то обнаружить – глаз затек кровью. Когда добирались в Москву, было тяжело. Глазное давление постоянно чувствовалось. Ощущение, как от зубной боли. Ты не можешь ничего сделать, хотя пьешь обезболивающие. Только встанешь – и боль до потери сознания. Пришлось провести недели две-три в госпитале. И потом еще восстанавливался около месяца.

– Сколько в общей сложности вам сделали уколов под глаз?
– Примерно два в день. Уколов тридцать точно было. Закатываешь глаз, отодвигаешь нижнее веко, и тебе вводят лекарство. А пиявки отсасывали ту кровь, которая уже запеклась. Покусывание слабее, чем у комара.

– Кто рядом с вами лежал?
– Ой, разные работяги. У них было еще хуже, чем у меня. Даже рассказывать не хочется.

– Как вы сейчас видите?
– Естественно, зрение уже не то. Я стал представлять, как тяжело слепым, если я с одним глазом так плохо вижу. Хорошо, сейчас зрение хотя бы не ухудшается, 50 % есть. Хотя, понимаю, что все равно какой-то процент больной глаз забирает от здорового.