Александр Прокопьев: Премиальные у нас были – 50 долларов за победу

6:0

– Эдуард Горбачев нас удивил – сказал, что "Лада"-93/94 уже пять лет собирается в первую субботу июня.
– Это здорово. У нас такого нет. Если бы кто-то инициативу проявил, то можно было бы встретиться. Андрей Николишин, наверное, мог бы – он по характеру заводила. Вообще интересно было бы узнать – кто и где сейчас. Вы же это будете писать на сайте? Один читатель у вас точно будет – это я. Интересно узнать, чем парни занимаются сейчас, потому что большую часть ребят тысячу лет не видел. Где процентов 60 из того состава – даже малейшего представления не имею.

– Все же хочется понять – почему?
– Некогда. Вот верный способ нажить мигрень и испортить сон – начать следить за тем, кто из какой команды куда перешел. Миграция ведь сумасшедшая. И потом, когда ты сам играешь, назад не оглядываешься. А после, закончив карьеру, захочешь кого-нибудь найти – и столкнешься с тем, что по старым номерам никого не застать.

– Вы в квартире, которую "Динамо" дало, тоже уже не живете?
– Нет. Та была в Митино, сейчас я в другой. А там соседями были Лева Бердичевский и Саша Кувалдин. Лева, кажется, по-прежнему в этом районе живет, а Кувалдин, по-моему, продал или поменял. Я когда переезжал, перебирал вещи – и наткнулся на видеокассету с нашей решающей игрой против "Лады". Пыль сдул, чихнул, посмотрел. Тот матч мне как-никак первую золотую медаль принес. Правда, даже не вспомню, где она у меня дома лежит. Рядом с видеокассетой, наверное.

– У вас ведь в том сезоне неудачная регулярка была?
– Очень. Играли по конференциям – и "Динамо" заняло третье место на Западе. По тем временам – жуткий провал. Для примера, весной 1994-го на нас косо смотрели, когда мы серебро взяли. В общем, вы можете представить, какое было давление на команду перед плей-офф. Да и в первых стадиях довольно проблем было: Перми, Омску по матчу проиграли. В финале 2:0 вели, потом 2:2 позволили сделать. И уже на последнюю игру в Тольятти выходим – волнение страшное. И тут мы выдаем 6:0. Все во дворце с отвисшими челюстями.

– Какое знаковое событие для "Динамо" того сезона?
– Приход Голубовича на пост главного тренера. Он со второй командой работал, многих ребят оттуда взял в основу – Калюжного, Харитонова. Это, можно сказать, был один из первых тренеров новой школы. От предшественников отличался сильно.

– В чем?
– Отделял работу от личной жизни. Вместе ходил с нами в рестораны. Давал понять: если ты в порядке на льду, к тебе не будет никаких претензий. Это очень продуктивный подход. Раньше, мне ребята рассказывали, можно было запросто впасть в опалу по какому-нибудь пустяку, условно говоря – улыбнувшись в раздевалке после поражения. Голубович был в этом плане проще. Уже в другом сезоне был случай, когда тренер по определению должен сорваться на команду. Мы проиграли три первых встречи чемпионата, Голубовича вызвало на ковер начальство. Разговор там у них вышел жесткий. По идее, это ведь такая вертикаль: на него накричали, он должен на нас накричать. Но Голубович собрал команду – на серьезный, но спокойный разговор.

– Мусорный бак не пинал в раздевалке?
– Он, наоборот, все делал для микроклимата в команде. Иногда во вратаря наряжался – и с нами на лед выходил. Бросайте, говорит, отводите душу. Смеха много было.

Ботинки

– При Голубовиче можно было с базы уйти?
– Нет. Есть вещи в хоккее, которых что диктатор, что демократ не позволит.

– Но уходили?
– Не без этого. Но меня так воспитали, наверное, что я отсиживал на базе сколько положено – при любом тренере. Правильный был. Относительно, конечно.

– То есть все-таки нарушали?
– Нарушал. Один раз поплатился. Еще при Тузике дело было.

– Ждем рассказа.
– Мы с Мишей Здановским слиняли с базы – поужинать захотели. Ехали на его машине – "восьмерка" или "девятка", уже не помню. Он за рулем, я – на заднем. Скорость была приличная – 90. В том месте был подземный переход, но один человек вышел из троллейбуса и дернул сразу через дорогу. Миша начал притормаживать, тот остановился. Миша продолжил движение, а человек – оп, и шагнул под колеса.

– Ничего себе.
– Да. Ну и все, насмерть. Потом выяснилось, что он пьяный был.

– А Здановский?
– Здановский был трезвый. Его потом на экспертизу возили, проверили. Претензий к нему не было. Вот так мы съездили поужинать. Оштрафовали жестко.

– Авария не снилась потом?
– Прокручивал эпизод. Мне легче, конечно, чем Мише было. Я все-таки сзади сидел, машину не вел. Кадр в память врезался – ботинки этого человека стоят на дороге. Он из них вылетел. До сих пор вижу.

Первый локаут

– То был первый локаутный сезон. Запомнилось это?
– А запоминать нечего. Тогда энхаэловцы приехали ненадолго. По-моему, матчей по пятнадцать сыграли, потом там все договорились – и они уехали.

– В локаутный сезон-2004/05 многие российские хоккеисты ушли в вышку – просто мест на всех не хватило.
– У нас такой опасности не было. Тогда из НХЛ сюда ехали только русские – так что никаких проблем не возникало. Остальные кто в Европу скатались, кто у себя в низших лигах поиграли.

– К вам Крейг Шепард приезжал.
– Возможно.

– Что, не запомнился ничем?
– Ну, какой-то канадец был. Но невыдающийся.

– Нам Александр Карповцев рассказывал, что Шепард похудел на 30 килограммов специально перед приездом в "Динамо".
– Вот это да. Я про память Карповцева. Лично я вообще не помню Шепарда. Кажется, он один матч сыграл и уехал.

– Два.
– Или два. Тогда же звезд не приезжало. Тут зарплаты были смешные. Все туда ехали, в НХЛ стремились.

– Вы тоже?
– Я не задрафтован был.

– Вот тоже вопрос – почему?
– Мне трудно ответить. С "Динамо" работал тогда агент Марк Гандлер – через него все и уезжали. Со мной он ни разу разговора не заводил. А я не напрашивался. Но я порой смотрел, каких центров выбирают на драфте в первом раунде – диву давался. Под два метра ростом, но безголовые. А я ростом не выделялся, все делал через пас. Может, эта манера для НХЛ не слишком привлекательна была. Я спокойно это переносил. Хотел уехать, но раз не предлагали – значит, по их каким-то параметрам не подходил. Хотя, думаю, у меня получилось бы. Потом уже в Чехию уехал.

– Сами пробили вариант?
– Да. Очень хотел уехать, сменить обстановку. С Валерой Беловым мы отправились туда. По финансам тогда в Европе лучше было, чем у нас. В России только с 2000-го, наверное, пошли деньги в хоккей.

– Сколько бутербродов можно было купить на динамовские премиальные?
– За победу нам платили по 50 долларов. Если в бутербродах считать, то это, может, и много. Но главное, что в материальном плане давало "Динамо", – квартиры. Мне в первый сезон дали – сразу, как пришел в клуб. Счастье было безумное.

– Об иномарке тогда не мечтали?
– Мечтал, но ездил на "Ладе Самаре", 93-й модели.

Бросок в Мухометова

– Карповцев говорил, что до Набокова вратарская линия у "Динамо" была слабой – относительно обороны и атаки. Вот в вашем чемпионском сезоне у Ильдара Мухометова 32 матча – 62 пропущенных. У Набокова – 37 – 40. Команда не говорила: "Не надо Мухометова, ставьте Набокова?"
– У нас был тренерский совет, но Голубович сам все решал, мы в это дело не лезли. Впрочем, и без того во всех ключевых матчах играл Женя.

– Было видно талант в Набокове?
– Безусловно. Правильный, целеустремленный парень. После тренировок оставался на льду, просил, чтобы ему побросали еще. Его выгонять оттуда приходилось. Хотя на сборах, когда нечего было делать, мы сами на лед шли, без тренеров.

– Кто-то любил штангу так же, как Николай Пронин?
– Позже в команде появились Марков, Хаванов – так вот они в зале очень упорно занимались. А в тот год таких не было. Пожалуй, и без этого был большой объем тренировочного процесса.

– К концу сезона голова, наверное, от хоккея пухла. Не бились на тренировках?
– Было такое. Но я не дрался. Я вообще очень спокойный на льду.

– Ну да. 88 минут штрафа в том сезоне – это второй результат в команде.
– У меня? Странно. Даже не вспомню, за что. Может, подрался с кем-то. Главная выходка у меня в том сезоне была на тренировке. Мухометову специально в голову шайбу бросил.

– За что?
– А мы накануне проиграли кому-то из-за Ильдарки. Меня такая злость взяла. Перемкнуло, на меня это совсем не похоже. Ну, и наутро на тренировке зарядил ему.

– Попали?
– Да, бросок был хороший, точный. Голубович с тренировки выгнал, штраф выписал.

– А Ильдар подошел и сказал: "Я заслужил"?
– Нет, даже как такового примирения не было, насколько я помню. Само замялось.

Карточка

– В тот год в думу предвыборная кампания пошла. Вас никак не привлекали к этому?
– Нет. Я вообще всегда был очень далек от политики. Один раз в жизни голосовал.

– Почему-то кажется, что это очень увлекательная история.
– Ну да. Был 1996-й, мы с Валерой Беловым уже играли в Чехии. Созвонились – и чего-то нас перемкнуло: "Надо проголосовать". Прыгнули в машину – и помчались в Прагу в посольство.

– За Зюганова, надеемся, голосовали?
– Нет, за Ельцина. Я и поехал-то почему – было опасение, что могу вернуться в страну, где власть поменялась.

– А Белов точно за Ельцина проголосовал?
– Сказал, что за него.

– В Чехии был другой уровень?
– На тот момент – да. Зарплата была в два раза выше, чем в "Динамо", клуб мне снял жилье, предоставил машину, оплачивал перелеты домой. Только к русским было жуткое отношение. Очень холодно встретили. На льду обычно отключаешься, но какие-то куски слов, фраз слышишь. Едешь мимо борта: "Бла-бла-бла", – а потом отчетливо так: "Русская собака!" А потом посмотрели, как мы играем, – и перестали кричать. А в России с болельщиками вообще не было проблем.

– В то время уже было послематчевое: "Дяденька, дайте клюшку"?
– Это, по-моему, синхронно с хоккеем появилось. Самый давний ритуал.

– Вы давали?
– Подломанную давал. А вот карточки стали спрашивать позже – в конце 90-х. Когда первый раз спросили, у меня их еще просто не было. Потом человек показал карточку, где я еще в форме ЦСКА, попросил расписаться. А я говорю: "Будь другом, дай ее мне".