Пресс-центр
Владислав Бульин: Девочки, стриптиз, бассейн – мы отдыхали как настоящие рокеры
Навоевавшись на льду к сорока годам, Бульин мигом стал тренером – сначала в родной Пензе, а теперь в балашихинском «Динамо».
- Когда вы впервые приехали в Москву?
– В тринадцать лет. С пятого по десятый класс учился в школе «Динамо», жил в интернате на Водном стадионе, а после десятого класса решил вернуться в Пензу и выступать за «Дизелист». В шестнадцать лет стал играть со взрослыми мужиками во второй лиге. Я там сначала один был такой молодой – и станок таскал, и клюшки, и баулы, и по жопе, извини за выражение, мне пробивали в качестве наказания. Но себя я никогда в обиду не давал – был напористый, наглый и давал отпор старикам. А потом попал на молодежный чемпионат мира, стал чемпионом и вернулся в «Динамо».
- С кем жили на Водном стадионе?
– С Каспарайтисом. Хороший парень, мы с ним никогда не скучали – даже из-за конфет, бывало, дрались. Русский он знал плохо, так что учителя делали ему скидочки. Мы постоянно были в разъездах, на турнирах, и я тоже очень много школу пропускал – даже не только из-за хоккея, просто неинтересно было.
Рядом жили Боря Быковский, Леха Ковалев, Андрюха Николишин. Жизнь в интернате веселая была – можно сказать, республика ШКИД. Нам выдавали талончики на питание, а мы чего только с ними не делали – даже цены подрисовывали. Виталик Карамнов был мастером, умел подрисовывать цену – однажды наш директор приехал в столовую, где мы питались, и ахнул, увидев, сколько еды мы набрали на наши талоны. Зато все были сытые, денег-то особо не было. Еще иногда чьи-нибудь родители приезжали, привозили еду, ее сдавали в общак и кушали вечером всей командой.
- Скучали по дому?
– Только в первое время. Мой отец работал в Пензе, но у его предприятия было совместное производство с Москвой и он частенько навещал меня. А на выходные я садился в поезд и ехал домой.
- Молодежный чемпионат мира 1992 года как удалось выиграть?
– Так у нас же одни звезды собрались – Ковалев, Каспарайтис, Яшин, Боря Миронов. Из той команды карьера потом только у Чербаева не сложилась. Перед турниром у нас было две товарищеские игры – с Америкой и Швейцарией. Первую выиграли, а во второй пришлось тяжело – даже до драки дошло. На самом чемпионате всех обыграли, только чехам уступили, как обычно – хотя Ягра у них тогда не было, он уже Кубок Стэнли в те времена выигрывал. Еще запомнились Форсберг и Линдрос – с канадцами мы как раз в финале играли, 7:2 грохнули. Линдрос выделялся – видно было, что талант, здоровый, катание, броски.
- А почему у Чербаева не сложилось?
– Слишком рано в Америку уехал. Я тоже совершил такую ошибку. Но я поехал чисто из-за операции – мне надо было делать колено и плечо. Раньше такие операции в Москве не делали. Я был задрафтован «Филадельфией» и они сами предложили мне оперироваться у них. Я уехал в Америку надолго, хотя мог сделать операцию и вернуться, поиграть за «Динамо» еще пару лет. В Филадельфию приехал сырой с вот такими глазами, как на другую планету высадился.
- С Юрзиновым в «Динамо» успели поработать?
– Немного. В ту предсезонку, когда я приехал из Пензы, главным был Юрзинов, а Воробьев – его помощником. После того лета Юрзинов уехал в Финляндию. Владимир Владимирович любил поговорить. Многие тренеры говорят-говорят, но игроки их не воспринимают. А Юрзинов умел говорить так, что это доходило до игроков. На ворота вылезаешь, а он кричит: «Не дали в дверь войти, лезь в окно». Правда, больше со мной тогда занимался Билялетдинов, тренировавший защитников – он мне и катание поставил, и голову на место вернул. Я же такой был – любил погулять.
- Как с этим тренеры боролись?
– Разговаривали, штрафовали, потом и в армию отправили. Закрыли меня в Голицыно, в погранвойсках. Думал, что на недельку, а оказалось – на два с половиной месяца. Когда вернулся в «Динамо», команда сбежалась посмотреть, как я всю столовую объедаю. Армия хорошим уроком для меня стала.
- Североамериканцы, приезжавшие в «Динамо», чем запомнились?
– Майк Маллер очень быстро выучил русский, забыл американские замашки и стал своим в нашей компании. В первое время ближе всего он общался с Каспарайтисом, Назаровым, Гончаром и Витей Козловым – те еще в начале девяностых брали уроки английского языка, чтобы подготовиться к НХЛ. Кроме Маллера, из Северной Америки приезжали еще два защитника – жесткие, подраться могли. Один из них, Джейсон Смит, потом даже стал капитаном «Оттавы». С едой тогда, правда, туго было – канадцам приходилось даже в «Березку» ездить.
- Назаров в начале девяностых в «Динамо» каким был?
– Жесткий, габаритный, с Сорокиным штангу жали – 110 кг от груди. Катался отлично, кистевой бровок, голы забивал, отдавал, это он в Америке в тафгая превратился. Он мне сам рассказывал – у него выбора не было, или дерешься или едешь домой. Он шутит: «Я тринадцать лет смотрел хоккей со скамьи штрафников и теперь все про него знаю». Он и в «Динамо» мог подраться, заступиться за кого-то, но специфическим тафгаем не был.
- Правда, что в «Динамо» тогда летали на военных самолетах?
– Наши самолеты особо не отличались от обычных, просто были очень старого образца. Вот Цыгуров – ребята рассказывали – был сторонником самолетов с пропеллерами, не любил все эти джеты.
- Какой перелет больше всего запомнился?
– После победы в финале-2007 с «Металлургом». Из-за бокового ветра аэропорт Магнитогорска не принимал наш самолет и ночь после победы мы провели в Казани. На следующий день было весело, конечно – Геннадий Иванович Величкин написал себе на лбу: «Мы чемпионы» и вместе с Канарейкиным побрился наголо. Они ж нам слово давали это сделать, если мы станем чемпионами. Приехали в аэропорт – и прямо там бритвенным станком побрились.
- Дэйв Кинг писал, что Величкин настаивал на том, чтобы в составе «Металлурга» выходил его сын.
– Да, в книжке все адекватно рассказано. Любой отец хочет своего сына продвинуть, конечно, Геннадий Иванович пихал его, но Игорь все равно в состав не проходил – Дэйв так и сказал: «Я его не вижу в команде». Из-за этого у Кинга возникали стычки с Геннадием Ивановичем, и на следующий год, когда мы проиграли восемь игр, это было воспринято как повод уволить тренера.
- Еще Кинг рассказывал про одного из тренеров Гудзика, который призывал штрафовать игроков, которые отказываются пить его таблетки.
– Кинг постоянно ругался с этим Гудзиком – этот фармацевт сейчас в Челябинске работает. Я вообще таблетки не пил, а молодых ребят обязывали. Я не сторонник фармацевтики, мне здоровья и так хватало. Это сейчас игроки чего только не пьют – и энергетики, и гелями какими-то мажутся. Иногда фармацевтика помогает быстрее восстановиться, но злоупотреблять ей нежелательно.
- С чего для вас началась американская карьера?
– Когда приехал на операцию, месяц жил в гостинице. Со мной был переводчик, потому что английского я не знал. За «Филадельфию» я сыграл только выставочные матчи – шансов закрепиться там не было: из-за травмы я восстанавливался полтора года, а на моем месте раскрылся финн Янне Нинимаа. Потом начался локаут и всех подписанных новичков отправили в Американскую лигу. Я попал в «Херши» и жил дома у Дениса Метлюка, который там уже успел провести год. Но они жили семьей и скоро стало понятно, что я им мешаю. Разъехались.
- Переводчик долго с вами был?
– Только, когда я по больницам ходил. Я же сначала вообще – ни yes, ни no не мог сказать. А потом «Филадельфия» наняла мне репетитора и я быстро схватил английский. Дело в том, что репетитор не говорила по-русски и мы занимались, как в садике – с кубиками. Меня учили, как ребенка азбуке в яслях – начинали с совсем простенького и постепенно усложняли.
- Первая серьезная драка у вас в Америке случилась?
– Это и дракой-то сложно назвать – избиение младенца скорее. Только в нашей команде было шесть тафгаев, которые были гораздо профессиональнее меня на тот момент. Играя в АХЛ, я три года не ездил в отпуск домой, профессионально занимался с бойцами и, когда перебрался из Америки в Германию, стал уже драться по-настоящему. В каждой немецкой команде было по пятнадцать канадцев – хоккей жесткий, силовой, ну и я там начал применять свои качества, штрафное время у меня резко выросло. У меня же отец был мастером спорта по боевому самбо, так что я еще в детстве, до хоккея, годика два занимался дзюдо.
- Откуда у вас шрам на подбородке?
– Это в Америке даже по ESPN показывали. Я жестко встретил одного парня в средней зоне, поехал на лавку, сел, а он – специально или нет – метнул шайбу прямо мне в лицо. Я только развернулся – бам-с. Ну, ничего, подбородок зашили и я вышел на лед. Кстати, с этим парнем мы потом играли в одной команде – в Ганновере.
- А травма колена, которую лечили в Филадельфии, где получили?
– Тихонов позвал в сборную на Приз Известий. Играли с США, я жестко столкнулся с одним американцем и так получилось, что и он сконцентрировался, и я – и у меня колено на излом. Я сделал только трехнедельную паузу, а потом оказалось, что крестообразные связки нужно было ремонтировать.
- Как успехи у вашего сына?
– Сын занимается хоккеем в Америке, но я с первой женой, его мамой, в разводе, так что следить за его карьерой стало сложнее. Мы уже два года не общались. А вообще сын американец, даже играл за сборную США своего возраста.
- Где в Германии больше понравилось – в Аугсбурге или в Ганновере?
– Насчет быта там вообще не заморачивался – и квартиру, и машину дали хорошую. Мне понравилось в Ганновере, потому что нас часто приглашали домой к барабанщику «Скорпионс» – они были спонсорами команды, она и называлась «Ганновер Скорпионс». Дом барабанщика находился в деревне Веддемар, это такая немецкая Рублевка. Вечеринки у барабанщика проходили на ура – девочки, стриптиз, бассейн. Все ребята приезжали без жен – отдыхали как настоящие рокеры. При этом самих участников «Скорпионс» на наших матчах я видел только пару раз – они тогда из турне не вылезали.
В Германии вообще весело было. После каждой домашней игры устраивали банкет на стадионе – еда, выпивка. Приходили спонсоры, болельщики, обладатели абонементов. Мы, хоккеисты «Ганновера», выпивали там по паре бокальчиков вина, иногда до трех-четырех часов утра засиживались. То есть мы-то вели себя профессионально, а вот спонсоры зажигали как следует.
- В другие города ездили на автобусах?
– Иногда и на поездах. Самый большой переезд – пять часов. Поезда носятся 250 км в час, так что перемещались быстро. А автобусы там комфортабельные – два этажа, своя кухня. Одно удовольствие ехать.
- В США или Германии вы кого-то разыгрывали?
– Не, обычно разыгрывали меня. В Штатах надеваю как-то рубашку перед игрой – а не ней воротник срезан. Однажды взял полотенце вытереться, а оно в пене для бритья. Попал я и с феном – туда талька напихали, я включил и у меня вся голова в нем была. Раза три такое случалось. Американцы считали, что это весело.
- В СКА вы играли в одной паре с Юдиным?
– Да, Михайлов нас совместил. Помню, сошлись с «Энергией» из Екатеринбурга, а там Пашка Дацюк – эх, и издевался он над нами. У нас с Юдиным было задание нейтрализовать Дацюка и Симакова, но они маленькие, их попробуй поймай. Мы с Юдиным и подружились тогда – он адекватный парень. У каждого бывают заскоки, но парень он порядочный – никаких подвохов от него не было, только шутки. В этом мы с ним и были близки – я тоже люблю повеселиться.
Знаете же историю, когда я уже играл в «Динамо», у нас с Юдиным должен был состояться реванш после массовой потасовки в предыдущей игре со СКА. Я первый начал, спровоцировал Юдина, деваться было некуда, и он скинул краги, и я. И народ повеселил, и себя проверил – все-таки Юдин считался тафгаем номер один. В следующей игре все ждали нашего нового боя, но я попал в аварию незадолго до матча, у меня голова болела, а защитников у «Динамо» не было. Билялетдинов мне сказал: «Влад, надо сыграть». Я перед игрой с Юдой поговорил: «Сань, давай в следующий раз. Сегодня не могу драться». Он меня понял.
- Та, авария – единственная в вашей жизни?
– Нет, пару раз еще было, но в тогда, перед игрой со СКА, жестче всего получилось. Дорогу запорошило, на повороте вынесло на встречную полосу, а навстречу, как назло, кто-то ехал. Я непристегнутый был, влетел в лобовое стекло, нос сломал, шею вывернул – протрузии второго позвонка до сих пор беспокоят, оттого что шея сильно назад закинулась.
- Яков Рылов рассказывал, что вы их с Овечкиным учили драться в чемпионский сезон-04/05.
– С Рыловым это так, играючи, а с Овцой – да, дрались. Ну а чего – он парень-то здоровый, молодой. То он, то Никулин на меня во время тренировок сзади напрыгивали, вот мне и пришлось дать им пару уроков. Показал пару приемов, но показать – это одно, а применить в бою – намного труднее.
- Правда, что на предсезонке вы подрались со Скопинцевым, другим защитником «Динамо»?
– При Крикунове это было. Играли в баскетбол. Очень жестко действовал и Скопинцев, и я. Получилось, что на подборе я выпрыгнул, а он сыграл в тело, хотя мог бы и не делать этого. Спортивный азарт – сцепились. Но в тот же день мы поговорили, пожали руки и стали дальше играть вместе.
- Самые жесткие предсезонные сборы у кого были?
– Петр Ильич Воробьев всегда славился своими городками, аэробной работой на льду. Чем старше становишься, тем тяжелее было переносить эти нагрузки. Да, с возрастом я становился небыстрым, но силовая выносливость – это всегда было мое. Я не бегун, но со штангой любил поработать. К Крикунову в «Нефтехимик» я попал в тридцать девять лет, мы три раза бегали с баллонами и я ни разу ни один баллон не пропустил. Крикунов специально мне поблажек не делал, потому что молодые ребята на меня смотрели и брали пример.
- Трагедия с Безукладниковым в «Ладе» на ваших глазах произошла?
– Да, мы бежали кросс в Болгарии. Тренер Постников специально повез команду в высокогорье. Безукладников в отпуске набрал лишний вес, шесть кг, а в Болгарии еще жарко было, влажность – мы вперед убежали, а Безукладников с Денисом Метлюком чуть отстали. Вдруг Сява упал, у всех началась паника. Денис рассказывал, что последним его словом было: «Пить». И так жарко было, а он еще теплые штаны надел. Сяву в больницу положили, он был в коме. Сахаров, директор тольяттинского завода, доставлял самолетом дорогие лекарства, но спасти Безукладникова не удалось.
- Какой у вас оптимальный вес?
– Я долго его искал. Экспериментировал с телом очень много. Однажды до девяносто пяти похудел, стал быстрым, но в силовой борьбе начал уступать. В итоге пришел к тому, что 100 кг – мой идеальный вес, я и маневренным был, и сил хватало, если 101-102 – я уже тяжеловат, если 98-99 – уже не таким сильным себя чувствовал. Когда надо было похудеть, я ел меньше, а вкалывал на велосипеде и кроссах больше, вот и вся диета. Ограничение в еде – самое главное, но тут важно перетерпеть – если это получится, то организм перестроится и калории быстрее начнут сжигаться.
- Перелом челюсти в чемпионском плей-офф-2007 – самая тяжелая травма в карьере?
– Да нет, столько всего было – в «Динамо» в 2004-м палец вывернул, плечо однажды травмировал так, что пластину пришлось вставлять, теперь звеню в аэропортах. А в плей-офф тогда – это Кольцов щелчком попал, челюсть всю вывернуло нафиг. Я встал в шоковом состоянии, боли сначала не чувствовал, дошел до раздевалки – потом выяснилось, что челюсть сломана в четырех местах. Это еще что – могло же и висок попасть.
Мне тогда в Омске неправильно шины наложили, прикус стал неправильным, пошло заражение. В Магнитку вернулись, меня сразу в больницу положили на неделю. Челюсть заживала месяца три, пару зубов коренных пришлось вырвать из-за того, что шины неправильно поставили.
- Почему после «Нефтехимика» поехали в ВХЛ?
– У меня была договоренность с «Витязем». Приехал к ним в сорок лет на просмотр, поговорил с Андрюхой Назаровым, он: «Да-да, берем», но в последний момент что-то соскочило. Но я всегда мечтал доиграть до сорока лет и уйти из хоккея хотелось красиво. Вдруг Корягин из Пензы позвал – я доиграл и еще как, мы заняли третье место.
- Помните свои бои с тафгаями «Витязя»?
– Да их не так много и было – с Веро пару раз, да с Грэттоном, а в Нижнекамске Крикунов меня как-то даже не поставил на игру с «Витязем» – на меня бы или прыгнули или спровоцировали, драка по-любому бы состоялась, а Васильич этого не хотел. С Веро я однажды в аэропорту пересекся, он классный парень, просто делал в России свою работу. - Читал, что вы обожаете рок-музыку. – Очень люблю. Нравятся Metallica, особенно первый альбом, мечтаю попасть на их концерт (они приезжали в Ганновер, когда там новый дворец построили, но мы играли плей-офф в Кельне), люблю AC/DC, сейчас еще слушаю Nickelback – тоже хорошие парни. В Магнитке был вратарь-канадец, Трэвис Скотт, у него было погоняло Лапша, он общался с вокалистом Nickelback и привез мне из Канады их диск с автографами всех музыкантов. Я его до сих пор дома слушаю. В баскетбольном дворце Филадельфии был на концерте ZZ Top – супершоу. Ребята-канадцы туда позвали. Это здесь попса популярна, а в АХЛ хоккеисты уважали только рок. Не понимаю, как «Руки вверх» какие-нибудь могут на игру настроить. Пару месяцев назад в раздевалке «Динамо» Балашиха слушали какую-то траляляйку танцевальную и потом проиграли. Я говорю: «Ребят, как такое слушать можно перед игрой? Поэтому мы и играем так». Ребята прислушались, в следующий раз поставили пару песен AC/DC, но потом вернули свой дэнс.
- Где сейчас ваш дом?
– В Пензе. Можно сказать, через двадцать пять лет вернулся на родину.
- Были готовы, что станете главным тренером в Пензе?
– Для меня это был шок. Из-за травмы колена я работал по индивидуальной прогорамме, надо было бегать, а тренер Соколов мне сказал: «Влад, зачем тебе это надо?» Я решил быть вместе с командой, но колено ка-а-ак кольнуло. Приехал в Пензу, сделал операцию, пропустил полтора месяца, вышел на лед и понял, что обманывать себя и мучить ребят больше нельзя. Поднялся к шефу клуба Корягину: «Лучше красиво уйду, чем меня освистывать начнут». Прошло немного времени, Соколова уволили и меня вызвали к Корягину. Я тогда велосипед крутил, и в чем был – в шортиках, маечке поднялся к директору, только кепку перевернул. Мне заявляют: «Ты главный тренер». – «Чего? Куда? Как?»
Первые дни был не то что испуг, а я просто в одну точку смотрел – только играть закончил, тренерских навыков никаких, меня самого только месяц назад тренировали. А команда-то досталась профессиональная – это не детишек тренировать. Ну, я дома подсобрался. Упражнения, которые в голове были, систематизировал – все, что получил от Юрзинова, Воробьева, Билялетдинова и Кинга, собрал и стал тренировать. Но сколько бы ты ни играл, тренерский стресс – это совсем другое. Я вот сейчас ребятам в «Динамо» Балашиха говорю: «Здесь, с вами я первый раз в жизни не вышел в плей-офф. За двадцать семь сезонов. Очень обидно».
- Как вы превращались из игрока в тренера?
– Корягин отправил меня учиться в ВШТ в Питер – что интересно, учился я там с самим Корягиным, он тоже экзамены сдавал. Он меня плавно переделал. Это только кажется, что закончить карьеру и стать тренером – просто. Вон в Америке сколько случаев было – бывшие тафгаи и вешаются, и спиваются, и скалываются. Дерек Бугард, Уэйд Белак (я с ним в «Херши» играл) – у него двое детей, семья, а он поехал в гостиницу и вздернулся. От того, что вчера была карьера, а сегодня ты неустроен в жизни. Сейчас в НХЛ сделали специальную программу, чтобы с игроками после завершения карьеры работали психологи. А то теряются ведь люди.
- С чего для вас началась работа главным тренером?
– Как только объявили, что меня назначают тренером, я поехал в магазин Hugo Boss и купил себе строгий костюм. Последний раз носил его в Америке перед играми, но с тех пор столько лет прошло. На следующий день – новое препятствие. Мой предшественник Соколов объявил, что «Нефтехимик» возвращает шестерых игроков, которых давал нам на время (у Пензы был договор о сотрудничестве с Нижнекамском и все их хоккеисты играли у нас ведущие роли). То есть на первую игру у меня осталось только две с половиной пятерки. Молодежка наша находилась в другом городе, оттуда никого нельзя было взять. Уступили 1:2 или 1:3, но играли достойно.
- Почему вы покинули Пензу?
– Мы шли на седьмом месте, но скатились до тринадцатого. Близились выборы, губернатору надо было поднимать хоккей, так что решили поставить главным тренером Сидоренко, который тоже здорово мне помог – Корягин позвонил ему, сказал: «Выручай» и Сидоренко какое-то время работал моим ассистентом.
- Какие эмоции у вас вызывает этот сезон КХЛ?
– Главная сюрприз для меня в этом сезоне – «Сибирь». Когда я играл против нее – ну, ниже среднего командочка. А сейчас смотришь, что с ней сделали Скабелка и Тарасенко, и не веришь глазам – большой респект им. Тактически очень грамотная команда. Неплохо выступал и «Атлант», учитывая, какие проблемы у них были с финансами. Я слышал, что весь тренерский штаб (Кудашов, Савченко и Наместников) идет в «Спартак», а Мытищи опустятся в высшую лигу.
А не нравится то, что все подряд жалуются на судей. Правильно Андрюха Коваленко говорит: чего на них валить-то. Выходи и выигрывай – и никаких проблем с судьями не будет. А если ты слабее, чего пищать?