Пресс-центр
Путь от армейской школы до вратарской
В ЦСКА – УЧИТЬСЯ РАБОТАТЬ
— Я вырос в семье тренеров-преподавателей, — рассказывает Виталий Ерфилов. – Жил в институте физкультуры на Казакова, в котором работали родители. Мать рано умерла, отец продолжал меня воспитывать в спортивном духе, до последнего подсказывал много полезного. Затем я сам поступил на кафедру хоккея. Студенческой командой мы заняли третье место на Спартакиаде профсоюзов, второе – в классе «Б» чемпионата страны. В класс «А» нас просто не пустили, сказав открытым текстом: зачем там нужна шестая московская команда после ЦСКА, «Динамо», «Спартака», «Крыльев Советов» и «Локомотива»? Надо, мол, на местах хоккей развивать. А как раз в то время в элиту Новокузнецк рвался. Так что когда мы закончили учиться, играть нам стало не с кем.
А тут Тарасов выдвинул идею создания в Москве детских спортшкол — до того были клубные команды. И в ЦСКА появляется школа. Набирают 4 возрастные группы и приглашают молодых тренеров. Учившийся со мной в одной группе Слава Тазов стал уговаривать меня пойти в армейскую школу. Отвечаю: «Но я же воспитанник не ЦСКА, а «Буревестника». Свои придут и меня выпихнут». – «Ну и что? Зато работать научишься». Эта мысль мне понравилась, и вскоре я держал экзамен перед Борисом Павловичем Кулагиным, возглавлявшим школу ЦСКА. Он сразу предложил мне надеть костюм, коньки и проводить занятие. В итоге меня взяли, и мы с Борисом Павловичем стали набирать ребят с 1949 по 1952 год рождения.
— Но Кулагин ведь одновременно был и помощником Тарасова в основной команде ЦСКА…
— Когда он целиком уходил в ее дела, то все оставлял на меня. Я работал, что называется, за себя и за того парня — каждый день по две тренировки на открытом катке. Борис Павлович видит — парень работящий, и результаты в принципе были не очень плохие. Так я на 8 лет, до 1969 года, в ЦСКА и остался. Пока мне не предложили самостоятельную работу в мастерах кирово-чепецкой «Олимпии». Хотя всякое за это время бывало – не только радости, победы с юношами, с молодежной командой, но и неприятности, головокружение от успехов. И проигрывали мы, случалось, серьезно, и увольняли меня дважды. Но в целом, считаю, пребывание в ЦСКА было очень успешным. Потому что это счастье для тренера, когда попадаются столь талантливые ребята. Из той плеяды выросли Харламов, Лутченко, Блинов, Третьяк, Трунов, Попов, Волчков…
— Приходилось читать, что Третьяк стал вратарем случайно – игровой формы не хватило, а потом он так и остался в воротах. Это правда?
— Слышал такую версию. Владика привела в хоккей мама, но не ко мне, а к Вячеславу Леонидовичу Тазову – он занимался 1952 годом рождения. Может, там действительно не было игровой формы, не знаю. Только Слава мне лично предложил: «У меня есть вратарь, а ты ведь ими специально занимаешься. Посмотри, может, возьмешь его себе? По-моему, парень вполне может за твой 1950 год играть». А я ведь действительно вратарям особое внимание уделял – еще в детстве усвоил, насколько важна их роль.
Смотрю на Владика: высокий для своего возраста, стремления не пускать никого к своим воротам хоть отбавляй. Начал с ним работать. Взял его третьим вратарем, но вскоре один из наших голкиперов категорически заявил, что меняет амплуа, потом – другой, после того как в результате попадания шайбой в голову ему наложили 17 швов. И Владик быстро стал первым. Ему по жизни всегда везло, боженька дорогу как-то расчищал. Но, разумеется, не в этом секрет его успехов. Добросовестный, работоспособный, компанейский парень. Всегда подкупало в нем воспитание. Отец был парторгом аэропорта и с детства приучал своих детей к труду. В Дмитрове у них был дом, и отец мог сказать: «По воскресеньям будешь копать колодец, а не на тренировку ходить». Мне приходилось просить старшего брата Владика хотя бы раз в месяц отрабатывать за двоих. И он, сколько мог, помогал. Трудолюбие очень помогло братьям в жизни: старший стал приличным физиком, младший – знаменитым вратарем.
Плодом воспитания Владика была и большая вера во взрослых. Как отец сказал, так и будет, как Ерфилов, Тарасов сказали – тоже. Старался все выполнять. А потом уже научился выбирать для себя, что ему нужно, отбросив лишнее.
Плюс Владик — творческий человек. На моих глазах первым придумал положить на лед щиток. Всегда шайбу отбивали шпагатом, а он свой прием стал применять. Сначала я возмутился: что ты делаешь, кто этому учил? А он: «Мне так удобно». Ладно, думаю. Смотрю – действительно ведь, парень берет, отбивает шайбу. Почему тогда запрещать-то? А потом он этот прием отработал до совершенства.
ХАРЛАМОВ ДУМАЛ ЗАКАНЧИВАТЬ
— Третьяк играл у вас за более старших, а Харламов, насколько знаю, наоборот?
— Два года Валерка у меня занимался, а потом вдруг выяснилось, что он липач – на год старше всех. Незадолго до того нескольких липачей как раз отчислить пришлось. А тут впору было за голову схватиться: ну, думаю, если еще и Харламов тоже… Но уже видно было, что это талант, и я передал его в команду 1948 года рождения Андрею Васильевичу Старовойтову. Связь мы не теряли. Дружили с семьей Валерия. Его отец Борис Сергеевич постоянно заходил, советовался. Когда Валеру сняли с трапа самолета перед вылетом ЦСКА в Японию и отправили в Чебаркуль играть за местную «Звезду», то и ему, и Борису Сергеевичу тяжело было. К кому идти? К Ерфилову. Что, мол, делать – может, заканчивать пора с хоккеем? «Зачем? – говорю. – Ничего страшного. Надо ехать и доказывать».
— Рекомендация тренеров школы для Тарасова значение имела?
— Я уже собирался в Кирово-Чепецк, сдавал дела, когда Анатолий Владимирович вдруг спрашивает: «Почему не рекомендуешь мне вратаря?» Что я мог ответить? Навсегда запомнил, как Коля Голомазов сказал главному армейскому тренеру: «Растет у меня пацан, Слава Анисин, так он лучше Харламова будет». Тот: «Что?» И бедный Славка попал в страшную немилость. С тех пор я зарекся кого-то рекомендовать: смотрите и делайте выводы сами, это ваше дело.
— Не за это ли вас дважды увольняли из ЦСКА?
— Там другое было. Чемпионат страны выиграли и молодежная, и юношеская команды ЦСКА. В первой Тазов был помощником Владимира Елизарова, во второй я был ассистентом Тазова. Вскоре Тарасов приезжает в пансионат ЦСКА на Песчаную, где проходят сборы подрастающего поколения. Спрашивает: «Как тут мои?» «Все хорошо, ребята нормальные, — отвечают ему работницы пансионата. — Вот только уложить спать их трудно». – «А чего укладывать? Тренеры-то на что?» — «Да они приходят поздно и почти всегда пьяные».
Проводим мы тренировку и вижу, Тазов приходит на нее нетрезвым. «Куда ты в таком виде пойдешь? – рассуждаю я. — Тебе же с Тарасовым работать. Давай я вместо тебя все сделаю». Выхожу с чужой командой, игроков не знаю. Утренняя к тому же группа, а это всегда слабачки. Тарасов после того, что услышал о тренерах, не мог не вмешаться. Я проводил занятие на одной половине площадки, он с 8—10 мастерами – на другой. Вдруг подъезжает, говорит мне: «Давай совместно тренировку закончим». Берет микрофон: «Два огольца, один мастер, во встречном потоке по кругу, с гимнастикой, с передачей двух шайб…» Быстро объясняю ребятам: «Ты с тем, ты с этим». Но я же их не знаю! К ним мастера подъезжают, а они растерялись, не поймут, что делать. Тарасов опять в микрофон – уже мне: «Пить и гулять умеешь, а работать — нет? Ищи себе работу». Поворачиваюсь, ухожу. Получилось, пошел товарища выручать и мне же попало по полной программе.
Прихожу к завучу школы Вениамину Быстрову. Говорю, что меня и на сборах-то в пансионате вообще не было, поднимите, мол, списки. Да, приходил помогать по личной инициативе. Вениамин Михайлович посоветовал объяснить все Тарасову. Объясняю. Он: «А, все равно пьяница». Поболтался я пару недель обиженный, приказ об увольнении так и не вышел, и я снова принялся за работу. Второй случай произошел, когда я поругался с начальником большого ЦСКА. Покусаевым. Он только что приехал из Одессы, и его поселили, пока квартиры не было, в пансионате. А там у нас сборы. Вечер, ребята шумные, мы сидим, болтаем. Покусаев возмущается: «Что за шум?» «А в чем дело? – отвечаю. — Еще одиннадцати нет». — «А кто вы такой? Ах, тренер? Да я бы вам своего сына не отдал». — «А я бы его и не взял». Вижу – задело его. И через день он выдает приказ о моем увольнении. Стоял декабрь, Тарасов первой сборной занимался, Кулагин со второй за границей играл. Возвращаются они, узнают, что я уволен, и ставят нового начальника на место, показывая ему, кто здесь хозяин: «Как, без нашего согласия? Вернуть!»
МЫШКИН ВМЕСТО СОБАЧКИНА
— Но потом вы все же покинули армейский клуб по своей воле?
— Получил предложение возглавить в Кирово-Чепецке команду мастеров второй группы союзного чемпионата «Олимпия». Меня туда рекомендовал знаменитый в прошлом вратарь Григорий Мкртычан. В ЦСКА отпустили с богом. Условия по тем временам в Кирово-Чепецке были великолепные. Искусственный каток, шикарная баскетбольная площадка в лесу, стадион. И все остальное. Начали работать в июле. Первый раз строю команду – в наличии всего 8 игроков. Одни уехали, другие экзамены сдавали и так далее. Стали собирать игроков с миру по нитке. Команда до меня заняла последнее место в Западной зоне, но тогда никто не вылетал. Я на встрече с болельщиками объявил цели на ближайшие годы: сначала закрепиться во второй лиге, затем выйти в середняки, наконец, повести борьбу за повышение в ранге. Обещал отработать в команде минимум три года.
Все шло по плану. В первом сезоне мы стали предпоследними. Набрали всего 5 очков, но этого хватило: у ульяновского «Торпедо» было 3. Во втором – снова предпоследние, 13-е. А через год – уже седьмые. После второго сезона Кулагин, принявший «Крылья Советов», приглашает меня помощником. Говорю, что дал слово три года в «Олимпии» отработать. И заверил, что потом обязательно приду к нему.
В Кирово-Чепецке относились ко мне очень хорошо. Секретарь парткома завода написал рекомендацию в партию. Я ему: «Виктор Иванович, через год ведь в «Крылья Советов» уйду». Весной 1972 года вызывают в партком: «Мы решили тебя премировать путевкой на чемпионат мира в Прагу. При условии, если останешься». Я, естественно, не передумал. Но в конце концов меня все-таки послали в Прагу. И командировку оплатили. Люди изумительные – простые, русские, вятские. Поняли, что я не кручу-верчу, а говорю, как есть.
— При вас в «Олимпии» начинал играть еще один знаменитый впоследствии вратарь – Владимир Мышкин, которого вы потом привезли в «Крылья Советов»…
— Володя начал играть в 15 лет. Сначала был дублером Толи Собачкина. Представляете реакцию зрителей, когда диктор объявлял: «Вместо Собачкина ворота защищает Мышкин»? Из тех, кто стал известным хоккеистом, у меня в «Олимпии» играли еще Витя Вахрушев, Володя Крикунов. Еще были два брата Саши Мальцева — Толик и Серега. Если Саше боженька дал все, то между его братьями разделил это пополам. У Толи была скорость, у Сереги — голова, но он еле ползал: соображает, а движения-то нет.
КУЛАГИНА НЕ ЗАЛОЖИЛ
— Не жалели потом, что поменяли место главного тренера, пусть и на периферии, на роль помощника в столице?
— Работать под руководством Кулагина – прекрасная школа. Он и Тарасов – мои учителя. Анатолий Владимирович в чисто хоккейном плане, Борис Павлович – более жизненный, прекрасно разбирающийся в психологии человек. Так, он довел до очень высокого уровня тройку Лебедев – Анисин – Бодунов. Доверял им, а это – великое дело. Давал право на ошибку, а другим – нет.
Когда Борис Павлович возглавил сборную, от клубных дел он несколько отключился, по сути, оставив все на меня, как и когда-то в армейской школе. Но при этом все решения принимал он. Мне как бы дали деньги, но сказали, что я не имею права их тратить. Кулагин был наблюдателем на первом Кубке Канады, а я в это время проводил сбор в Эшерах. За два дня до возвращения компания хоккеистов перебрала спиртного. Приезжаем в Москву — докладываю о происшествии главному тренеру. Он: «Молчи, разберемся». Словом, не мог я ничего решать. А через два дня меня вызывают в партком: там уже знают о нарушении. Что мне делать? Закладывать Бориса Павловича, что он дал мне команду молчать, – преступление. Беру все на себя, но при этом делаю сильный, по-моему, ход. «Понимаете, — говорю, — не справился я. Если начальник цеха не справляется с работой, его снимают. Так что снимайте и меня». «Да нет, что вы, работайте», — отвечают мне. А потом все же сняли.
Поехали мы в Америку. Выдают нам бешеные по тем временам деньги. Сколько точно — не помню. Кажется, главному тренеру – 600 долларов, помощнику – 450, врачу – 200, руководителю делегации, которым был председатель профкома и заместителю руководителя (он же начальник первого отдела) – тоже по 200. Ясное дело, начальникам такое не понравилось. Они пытались что-то изменить, но Борис Павлович послал их подальше – кто они для него, главного тренера сборной? Возвращаемся – Кулагин попросил взять 4 его поклажи. Беру, и у меня получилось 8 магнитофонов вместе с кулагинскими. В общем, один из обиженных руководителей этот момент просек и написал докладную. Меня уволили и сделали невыездным. Я не предал, не подставил Кулагина, и он помог мне устроиться в Управление футбола и хоккея. Возглавлял его тогда Вячеслав Колосков. Через год я снова стал выездным, работая с юниорской сборной. Вызвали в ЦК, пожурили: мол, тренер должен показывать воспитанникам пример во всем. А потом говорят: «Ладно, будете выезжать».
ВО ВРАТАРИ СТАЛИ ИДТИ
— Виталий Георгиевич, вы много лет возглавляете уникальную школу вратарей. За время ее существования многое изменилось. Что бы вы отметили в этом плане в первую очередь?
— Прежде всего другим стало отношение к нашей школе со стороны родителей вратарей, тренеров. В последнее время очень много в игре зависит от действий именно голкипера: сыграл он – и команда в порядке, нет – результат отрицательный. Особенно это заметно на детском уровне. И тут роль специальной подготовки стала проявляться отчетливо. Те ребята, что пошли заниматься в нашу школу, начали резко прибавлять, а другие – нет. Те, кто поднимается, объясняют: «Так мы же в школе вратарей обучаемся». – «Ага, и мы туда хотим».
В школе резко понизился возрастной ценз. О чем это говорит? Раньше родители приводили ребенка просто кататься, а потом уже становилось ясным, какое амплуа ему подходит. А теперь уже в 6 лет детей определяют во вратари. Даже задумываешься: чему учить парня через два года? Физически его готовить будет еще рано, а в техническом плане он уже всему научится, и дальше ему станет неинтересно.