Денис Толпеко: Родители об этом ещё не знают

Мы встретились с Денисом на базе в Новогорске, куда он специально приехал для интервью. Толпеко оказался на редкость открытым парнем, который не боится никаких вопросов. Общаться с такими людьми – одно удовольствие.

 

СЛОМАННАЯ КЛЮШКА В РАЗДЕВАЛКЕ

– Как ты лично для себя оцениваешь прошедший сезон?

– Могу сказать, что он оказался удачней для меня, чем предыдущие. Я чувствовал доверие со стороны тренерского штаба. У меня было достаточно игрового времени, чтобы проявить себя на льду. Что-то у меня получалось, что- то – нет. К сожалению, из-за травмы я не смог принять участие в плей-офф. Последний матч я провел 25 января. Поэтому есть чувство недоигранности.

– Из восьми шайб, заброшенных тобой в этом сезоне, какая тебе наиболее памятна?

– Мне каждый гол приятен.

– Может быть, шайба Гашеку?

– Наверное, да. Эта шайба для меня была первой в сезоне. Приятно забивать такому знаменитому вратарю, который в своей жизни выиграл все. Тем более что я ему между ног шайбу забросил. А еще мне запомнились голы магнитогорскому «Металлургу» и питерскому СКА.

– Перед началом сезона в «Динамо» пришло большинство игроков бывшего ХК МВД. Насколько тяжело было влиться в новый для тебя коллектив?

– Я практически никого не знал из пришедших ребят. Из прежнего состава в «Динамо» на тот момент остались Комаров, Крысанов и Плеханов. Но нас хорошо приняли в команде. Не было никакого давления. Я со всеми познакомился. Сдружился. Мне понравилось, что в новом коллективе все, начиная с водителей и заканчивая президентом, были объединены одной целью. Я понимал, что ребята из ХК МВД в прошлом сезоне дошли до финала Кубка Гагарина. И старался доказать, что я тоже чего-то стою.

– А какое впечатление на тебя Знарок произвел?

– Положительное. Он простой мужик. Прямолинейный. Говорит то, что видит. С таким человеком приятно работать. У него все по-честному.

– Ты видел, как он играл в свое время?

– Да. Правда, только фрагменты его игры.

– И что скажешь?

– У Олега Валерьевича была агрессивная манера игры. Но он не какой-то там заряженный «чекер». Даже по нашим тренировкам было видно, что Знарок – игровик. Он мог спокойно во время занятий поменять кого-нибудь из ребят и сам начать играть.

– А Знарок в гневе – страшное зрелище?

– Я видел Олега Валерьевича в гневе после игры. Он, конечно, может навести жути (смеется).

– Тебе от Знарка доставалось в этом сезоне?

– Бывало, конечно. Всем доставалось по ходу сезона. У меня случались не очень хорошие игры.

– А за что он тебе мог «напихать»?

– Я, например, иногда переигрывал свою смену. У меня вообще эта «болезнь» давно. Еще с юниорского хоккея. Мне часто за это тренеры «пихали». Просто я заигрываюсь и, бывает, не чувствую, что пора уже смениться. Потом получал за это от Олега Валерьевича.

– Александр Радулов после шестого матча серии с магнитогорским «Металлургом» «разбомбил» всю раздевалку. Ты когда-нибудь подобным образом проявлял свои эмоции?

– У меня был неприятный эпизод в Нижнем Новгороде. Меня удалили до конца игры. Причем второй раз подряд. До этого я был удален в матче с Омском. И удалял меня один и тот же судья. В Нижнем я столкнулся с Шастиным. Там был игровой момент. Я играл плечом, а он невысокого роста. Вот и попал ему в голову. Когда меня удалили, я был весь на эмоциях. Зашел в раздевалку и там со всей дури ударил клюшкой. Она, естественно, сломалась.

БУДУЩИЕ ОВЕЧКИНЫ

– У тебя есть рецепт, как стать хоккеистом?

– Как сказал бы мой дед: «Поменьше баб, побольше масла, и будет все у нас прекрасно». Это, понятно, шутка. Прежде всего надо работать. И не так важно, дано тебе быть хоккеистом или нет. Надо вкалывать. Поставить перед собой цель и идти к ней, никуда не сворачивая.

– А какую роль здесь играют родители?

– Очень большую. Потому что некоторые изначально видят своих детей Овечкиными. Их холят и лелеют. Все им покупают. Папы тренируют своих детей. Я сталкивался даже с тем, что уже в раннем возрасте родители платят детям за голы, за передачи. А некоторые, наоборот, очень предвзято относятся к детям. Парню шесть-семь лет, у него в уме игровая приставка, пластилин или еще что-то, а отец его за маску хватает: иди тренируйся. Орет на него. По башке ему может дать, по заднице клюшкой заехать. От родителей много зависит на самом деле. Как, впрочем, и от ребенка. Они должны двигаться в одном направлении.

– Тебя родители подталкивали к хоккею?

– Да. У меня папа – тренер. Он со мной всегда был достаточно строг. В плане режима и тренировочного процесса. Ну и мама, конечно, помогала.

– Во сколько лет отец тебя на коньки поставил?

– В четыре года. А серьезно я начал заниматься хоккеем в 7–8 лет. Мне хоккей очень нравился. Я даже спал иногда в шлеме и с клюшкой.

– А кто тебя привел в хоккей?

– Когда я учился во втором классе, к нам пришел Николай Иванович Куликов, тренер из «Руси». Он набирал ребят в группу. И я пошел к нему.

– В свое время «Русь» арендовала лед в «Лужниках». Правда, что ты после тренировок оставался на матчи «Динамо»?

– Да. Мы катались в «Лужниках» днем. Ехали туда сразу после школы. Добирались на метро. С баулами. Раньше в метро было не столько народу, сколько сейчас, так что добирались без приключений. И после каждой тренировки я оставался смотреть хоккей. Хорошо помню динамовскую тройку тех времен Петренко – Прокопьев – Афиногенов. Еще за «Динамо» играл Харитонов, в воротах стоял Набоков.

– В то время мог представить, что когда-нибудь сам наденешь динамовскую майку?

– Если честно, задумывался над этим. Я был еще пацаном, смотрел, как мужики играют, и в голову приходили мысли: «Неужели и я когда-нибудь смогу так играть?»

– Автограф брал у кого-нибудь?

– Да. Нас пускали в раздевалку, и мы у всех подряд брали автографы. Хоккеисты на бейсболках расписывались. Еще я клюшку у кого-то попросил.

«КОТЛЕТА» В «ВИТЯЗЕ»

– Кто из тех, с кем ты играл вместе с детства, заиграл на высоком уровне?

– Овечкин. Мы же с ним выступали и за сборную Москвы, и за юниорскую сборную России. Он за «Русь» играл, когда мы ездили на турниры. Например, в Финляндию. Я даже жил с ним в одном номере.

– По Овечкину было сразу видно, что из него вырастет такой мастер?

– Да. Он всегда был такой – голодный на голы. Моя мама говорила, когда смотрела на Овечкина: «Он как собака бежит за этой шайбой к воротам». Саша всегда был крепче всех остальных.

– С ним драться не приходилось?

– Нет. Мы раньше даже дружили.

– А сейчас с ним общаетесь?

– Когда летом приезжает, мы в Новогорске с ним общаемся. Но уже, конечно, дружбой это не назовешь.

– Ты учился в спортивном классе?

– Да. С пятого класса. Там учились девчонки-футболистки. И только трое ребят. А с шестого класса мы уже учились всей нашей хоккейной командой. В Орехове-Борисове. Конечно, у нас были поблажки в учебе. Помню, за один год мы как-то три раза ездили за границу. В школе мы ходили крутые. В модном прикиде.

– Помнишь свою первую поездку за границу?

– Да. Мы поехали в Финляндию на какой-то турнир. Удивила чистота на улицах. И большое количество велосипедистов. Там все на велосипедах ездили. А нам было лет десять. Может, одиннадцать. Один раз с нами приключилась веселая история. Мы зашли в большой магазин, а там всего полно. И все лежит – бери и уходи. Ну тут и началось. Кто-то карты прихватил с собой, кто-то мячи теннисные. Еще были крюки хоккейные, бейсболки, носки. И на выходе из магазина как у всех запищало... Нам объяснили, что так делать не стоит. Обошлось без серьезных разбирательств.

– Первые деньги, заработанные хоккеем, были смешные?

– 300 долларов. Мне тогда 17 лет было. Я за «Витязь» играл.

– Как распоряжался этой суммой?

– Я только 50 долларов себе оставлял. Остальное отдавал родителям. Помню, у нас одному игроку платили в «Витязе» около 7 тысяч долларов, и в день зарплаты он выходил из бухгалтерии с такой «котлетой». А нам, молодым, три бумажки отсчитывали. Но нам казалось, что это большие деньги.

– На что ты потратил свои первые деньги? – На личные расходы. Серьезные деньги я стал получать в НХЛ. До этого, в фарм-клубе, я зарабатывал где-то 50 тысяч долларов в год. Но там же были большие налоги. В месяц выходило около 6 тысяч. Эти деньги в основном уходили на съем квартиры, плату за аренду машины. А когда подняли в НХЛ, мне пришел первый чек, и я понял, что могу теперь многое себе позволить. Через какое-то время купил себе машину. Это была первая крупная покупка в моей жизни.

– До НХЛ ты три года отыграл в юниорской лиге. Когда ехал в Америку, как у тебя обстояли дела с английским?

– Я вообще его не знал. И вначале даже ходил в школу, чтобы грамматику подучить. Помню, первый раз я опоздал на урок. Захожу в класс, говорю: «Sorry». А мне кто-то с последней парты кричит: «Да заходи!» Я ему: «А ты русский?» А мне с другой стороны: «Да ладно, садись быстрее». Оказалось, что там целый класс был русским… А разговорный английский я изучал в раздевалке. Общался с ребятами.

– Ты боялся говорить по-английски?

– Нет. У меня не было по этому поводу никакого комплекса. Меня ребята хорошо приняли в команде. Подстегивали все время. Я и раскрепостился.

– Как тебя называли в команде?

– Если перевести это без мата, то получится что-то вроде «гребаный коммунист». Это ребята так шутили.

– А ты их учил русским словечкам?

– Когда спрашивали, мог что-то сказать. У меня часто на льду выскакивало словечко на букву «б». Так ребята постоянно его коверкали. Пытались меня пародировать. Мне было очень весело. Да вообще о тех временах остались только приятные воспоминания. Хотя условия были не самые комфортные. Мы ездили на автобусах по стране, спали в спальных мешках. В автобусе же и переодевались в костюмы. Там ведь даже юниоры обязаны одеваться с иголочки. Все как в НХЛ.

– Известно, что в юниорских лигах в Америке очень жесткий хоккей. И постоянные драки. Тебе часто доводилось драться?

– Да. Даже случалось драться и с ребятами из команды.

– Из-за чего?

– Все тренировки в юниорских командах на самом деле очень жесткие. Никто никому не уступает. Это во взрослом хоккее стараешься никого не травмировать на тренировке. А там же идет постоянное «рубилово». Из-за этого и возникают драки. У меня даже были случаи, когда разборки на льду переходили в раздевалку. Там пару раз друг другу съездишь, и партнеры вас разнимают. А через десять минут ты со своим обидчиком уже нормально общаешься.

– А помнишь свой первый бой в юниорской лиге?

– Да. Причем та драка у меня даже есть на кассете. Мы играли с «Портлендом». Для нас это были такие же примерно матчи, как «Динамо» – «Спартак». Против «Портленда» мы в сезоне 12 раз играли. И там были постоянные драки. В одной из них – пять на пять – я и принял участие. Всех игроков из нашей команды разобрали, и тут ко мне подъезжает здоровый защитник. Схватил меня, а я на него смотрю и говорю: «Ноу, ноу». Я драться совсем не хотел. Но тот был настроен по-боевому. Отколошматил меня будь здоров. Вообще в первом сезоне мне несколько раз прилично попадало в драках. И когда я летом вернулся домой, то сразу же записался на бокс. Ставил удар, в спаррингах участвовал. Практически все лето тренировался. И после этого я людей просто выносил. Почувствовал себя увереннее. Да и физически окреп.

– У тебя в НХЛ был эпизод, когда ты что-то не поделил с Малкиным. Так к тебе подъехал тафгай «Питтсбурга» Ларак и пообещал с тобой разобраться. Страшно, когда к тебе такая махина подъезжает?

– Не то что сильно страшно. Просто понимаешь, если ты с ним сцепишься, он тебя убьет. Таких встреч нужно стараться избегать. Но я в принципе понимал, что он меня бить не будет. Ларак ведь знал, что я не тафгай. Да и габариты у нас с ним разные.

ШУТКА С КОНЬКАМИ

– Известно, что хоккеисты – люди суеверные. У тебя есть какие-то приметы?

– Не люблю, когда перед игрой мою клюшку трогают. Я даже стараюсь ее подальше куда-нибудь убрать. Еще я с левой ноги всегда ступаю сначала, если что-то делаю.

– А попадались тебе хоккеисты, помешанные на приметах?

– Да. В «Филадельфии» выступал ветеран Джим Дауд. Ему тогда лет 40, наверное, уже было. Он завершал карьеру. И каждый день Дауд делал одно и тоже. Все по порядку с себя снимал, куда-то перекладывал. Ни разу ничего не изменил. Никогда не завязывал шнурки в раздевалке. Только на скамейке запасных.

– Над ним пытались подшутить?

– Нет. Он был все-таки ветераном. Просто на него все обращали внимание. Я вначале ничего странного в его поведении не заметил, пока мне кто-то из ребят не сказал. Тогда я стал присматриваться к Дауду. Наблюдать за ним было забавно.

– Можешь вспомнить самый смешной розыгрыш за твою карьеру?

– Один раз нашему капитану в АХЛ, Джонсону, заклеили лезвия на коньках прозрачным скотчем, пока он в туалет ходил. А у нас перед каждой игрой торжественно объявляли стартовую пятерку, и ребята по одному выбегали на лед. Все это делалось красочно, под цветомузыку. И вот нашего капитана объявляют. Он выскакивает на лед и тут же грохается. На арене тишина. А потом – там тысяч десять народу было – как все начали смеяться... Джонсон еще попытался встать, но снова рухнул. Потом ему уже пришлось просто ползти на скамейку. Джонсон потом долго злился на ребят. Все пытался выяснить, кто же это над ним так пошутил. Но никто признаться не решился.

– В этом сезоне, кстати, как-то Макс Великов на лед в чехлах вышел.

– Это еще что. Я помню, как Леху Житника должны были представить команде. Все уже собрались в Новогорске. Вуйтек что-то объясняет ребятам. А тут Житник выбегает на лед. Он опаздывал, поэтому чехлы забыл снять. У него ноги вверх взлетели, и он рухнул на задницу. Вот так он представился команде. Леха сам потом долго смеялся.

ВТОРОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

– Если бы ты стал президентом страны, что бы сделал в первую очередь?

– Сначала бы над всем хорошо подумал. А что бы сделал? Наверное, прекратил войну везде бы. Армию бы убрал. Если бы это было возможно, то я бы всех людей сделал обеспеченными. Потому что сейчас у нас некоторым есть нечего, а кому-то деньги девать некуда.

– Ты про армию упомянул. А ты сам там служил?

– Нет. Но у меня есть друзья, которые были в армии. Их рассказов мне вполне хватило.

– Интересно, а сколько раз ты можешь отжаться?

– Раз сто отожмусь, если постараюсь.

– А подтянуться?

– С этим похуже. Раз десять, наверное.

– Можешь вспомнить самого сильного хоккеиста на твоей памяти, с кем доводилось пересекаться?

– Владислав Брызгалов. Он в ЦСКА играл, в Новокузнецке. А я с ним пересекался, когда за «Витязь» выступал. Он очень быстрый игрок. Брызгалов даже Павла Буре обгонял на тренировках. Так вот Владислав мог отжать от груди, наверное, 150 килограммов. Я удивлялся его физическим возможностям.

– От какой черты характера ты хотел бы избавиться?

– Я слишком эмоциональный. Это мне порой мешает.

– А чего в жизни больше всего боишься?

– На самом деле много чего боюсь. Акул, например. Как и все, наверное. Еще змей, пауков. А еще я боюсь на самолете летать. Только я это стараюсь не афишировать, в отличие от Лени Комарова. Мы с ним друг на друга смотрим в самолете. Он спрашивает: «Ну как ты?» Я ему отвечаю: «Нормально. А ты?» В общем, подбадриваем друг друга.

– Ты стал бояться летать на самолетах после какого-то конкретного случая?

– Да. Это произошло, когда я еще в «Филадельфии» играл. Мы летели из Детройта и приземлялись во время торнадо. У нас были военные летчики, которые приняли решение лететь. И при посадке стало здорово трясти. Мы играли в это время в покер. Так у нас чипсы улетали под потолок. Нас стало кидать то вправо, то влево. Я сидел впереди и видел, как нос самолета болтает из стороны в сторону. При самой посадке наш самолет вдруг накренило в правую сторону. До земли оставалось несколько метров. Казалось, что сейчас мы разобьемся. Но в последний момент самолет почти вертикально стал набирать высоту. Как ракета. Мы там все мокрые сидели. Хорошо еще, что пилот нормальный попался. Он нам тут же объявил: «Ребята, не бойтесь. Мы сейчас повторно будем садиться. Просто ветер очень сильный». Но кидало нас, конечно, жестко. Иногда даже казалось, что самолет не летит, а замер на месте, а его кто-то расшатывает в разные стороны. И когда мы все-таки сели, нас всех поздравили с днем рождения. Всей командой сразу пошли в бар. Стресс был жесточайший. После того случая я испытываю не самые приятные чувства при взлете и посадке.

– Ты как-то признался, что если бы не хоккей, то мог бы стать актером. В каком жанре тебе было бы интереснее всего сниматься?

– Больше себя вижу в каком-нибудь юмористическом проекте.

– У тебя есть актер, на которого ты бы хотел походить?

– Это Андрей Миронов. Но до его уровня дойти невозможно.

ВСТРЕЧА С КАТЕРОМ

– Можешь вспомнить, когда в обычной жизни тебе последний раз приходилось драться?

– Годик назад, наверное. Прошлым летом подрался. Хотя стараюсь избегать таких стычек. Я с девушкой был в одном месте. И к ней начал какой-то парень приставать, пока я отходил в туалет. А когда я вернулся, то он не сразу понял, что девушка со мной. Там еще какие-то друзья подключились. Тот парень пытался на меня прыгать. Потом мы с ним в туалете пересеклись. Я ему просто один раз ударил. Он упал. И больше уже не приставал.

– А ты с собой не носишь, например, травматический пистолет?

– Нет. Хотя сейчас иногда страшно бывает на улицах. У каждого второго либо бита, либо пистолет. Я стараюсь избегать стычек. Жизнь-то одна.

– Ты совершал в жизни когда-нибудь экстремальный поступок?

– Было дело. Это произошло в деревне у бабушки. Мне тогда лет десять было. Однажды я увидел, как ребята постарше Оку переплывают. А там течение очень сильное. В то время по Оке ходил катер – «Заря», по-моему. А я про это забыл. Решил тоже переплыть. Правда, на матрасе. Я как попал в течение, так меня и понесло. Пытался грести, но матрас все время сносило. У меня уже паника началась. А тут еще и катер появился. Я начал со всех сил грести. Катер очень близко от меня проплыл. Я чуть не перевернулся на матрасе. Потом кое-как доплыл до берега. Об этой истории даже родители не знают.

– Ты у родителей один?

– Нет. У меня еще два брата – Виталик и Женя.

– Чем они занимаются?

– Младший, Женя, учится в институте, а средний работает в ДПС ГИБДД.

– Со спортом они дружат?

– Виталик играет в хоккейной любительской лиге.

– На «Динамо» они ходят?

– Средний чаще ходит, чем младший.

– А родители?

– Они на все наши домашние матчи приходят.

– Мама в хоккее разбирается?

– Да. Она заядлая болельщица. Знает всех игроков «Динамо». Переживает очень сильно. Ну и советует, конечно.

– Когда в тебя шайба попадает, как мама реагирует?

– Говорит мне: «Я половину боли забираю себе». А я ей отвечаю: «Надо же, молодец какая! То-то я смотрю, мне так больно, что нету сил больше терпеть» (смеется).