Константин Горовиков: Не знал, что может быть так больно

Интервью с двукратным чемпионом мира Константином Горовиковым началось для нас несколько неожиданно. После тренировки и обеда центрфорвард московского «Динамо» предложил нам пойти с ним на медицинские процедуры, чтобы не терять времени даром. Пока специалисты занимались здоровьем Кости, мы забрасывали Горовикова вопросами. Разумеется, медицинская тема была затронута одной из первых.

– Константин, можете вспомнить момент самой сильной физической боли в жизни?
– Когда мне аппендикс вырезали под местным наркозом. Я не знал, что так может быть больно.

– Вам тогда сколько лет было?
– Семнадцать. Я в то время уже из Новосибирска в Питер переехал.

– Где вас оперировали?
– В военном госпитале на Суворовском проспекте.

– У вас был резкий приступ?
– Нет. Просто я себя неважно почувствовал. В госпитале у меня взяли анализ крови, после чего отправили на операцию.

– Как все проходило?
– Мне обкололи живот. Я лег на кушетку. Мне поставили небольшую ширмочку, чтобы не видел, как меня режут (смеется). Но зато я все слышал. Мог разговаривать с доктором. Правда, тогда мне было совсем не до разговоров. Знаете, у всех порог чувствительности разный. Но я в тот момент понял, что такое настоящая боль. Оставалось только руками вцепиться в кушетку и слушать, что доктор говорит.

– И что он говорил?
– Он объяснял, как надо правильно дышать. В общем, пытался мне помочь.

– Больно было до слез?
– Нет. Плакать не пришлось.

– Сколько длилась операция?
– Около часа.

– И все это время было больно?
– Конечно, не целый час. Но были промежутки, когда становилось по-настоящему больно.

– На льду такой боли не испытывали?
– Знаете, на льду, когда, к примеру, ты разрываешь или надрываешь связки, у тебя сразу резкая боль возникает. Но потом она постепенно утихает. А во время операции я вообще не знал, когда эта боль закончится.

ЛАРИОНОВ В БОЛЬШИНСТВЕ

– Ваша мама как-то говорила, что вы в детстве очень любили ходить на тренировки. И даже с температурой все равно шли на хоккей. Так и было?
– Все верно. Вспоминаю случай, когда мой младший брат неважно себя чувствовал. Ему родители сказали: «Можешь не ходить сегодня на тренировку». На что брат ответил: «А вы тогда можете не идти на работу». Для нас с братом хоккей значил очень много в жизни. Поэтому даже мысли пропустить тренировку у нас никогда не возникало.

– У вас был кумир в детстве?
– Это были лидеры ЦСКА. Особенно их легендарное первое звено. На Ларионова, Макарова, Крутова, Фетисова и Касатонова мы смотрели с открытыми ртами. Их имена запомнились на всю жизнь. Они всех побеждали и были самыми сильными в своем деле. Я получал удовольствие от их игры, гордился ими. И как же я рад, что судьба меня свела с Игорем Ларионовым, когда он стал работать в системе СКА! Живая легенда! С таким человеком даже приятно просто рядом находиться. А если тебе удается еще с ним и пообщаться – это вообще нечто.

– Какой-то его совет запомнили?
– Вы клоните к тому, что он должен был мне говорить: «Делай так, как я»? Понимаете, мастер тем и отличается от другого игрока, что повторить его невозможно. Да, он может тебе что-то объяснить, показать. Но научиться играть как Игорь Ларионов – невозможно. Потому что для этого нужно быть Игорем Ларионовым.

– А он тренировался вместе с командой?
– Вместе с командой он не катался. Игорь просто помогал тем ребятам, которые восстанавливались после травмы. И несмотря на то что Ларионов давно не играл, он находился в прекрасной физической форме.

– У ребят в команде были мысли, что Ларионов не помешает и в основном составе СКА?
– Конечно. Ребята даже по этому поводу шутили. У нас в какой-то период не шла игра в большинстве, и кто-то предложил Игоря на большинство выпускать. Понятно, это была шутка, но я думаю, что если бы он вышел на лед, то реально помог бы. Ларионов – большой интеллектуал. Все видит на площадке.

– Если с Ларионовым вы работали в одном клубе, то против другого хоккеиста легендарной пятерки ЦСКА вам даже удалось сыграть. Имеем в виду Вячеслава Фетисова, который единственный матч в прошлом сезоне провел как раз против питерского СКА.
– Это тоже был невероятный случай.

– Какие ощущения у вас остались от того матча?
– Если честно, до самой встречи я думал, что Вячеслав Александрович сыграет всего лишь одну смену. Но все оказалось иначе. Я могу только восхищаться такими людьми. Конечно, ему было нелегко в таком возрасте выходить на лед. Но его ровесники вообще бы не смогли даже подумать о таком выходе.

– Признайтесь, когда выходили на лед против Фетисова, вы понимали, что с ним не стоит играть жестко?
– А я, кстати, так ни разу против него и не сыграл. У меня были в тройке Рыбин и Сапрыкин. И мне кажется, Немчинов специально подгадывал, чтобы не выпускать Вячеслава Александровича на лед, когда играло наше звено. Чтобы не испытывать судьбу. Рыбин с Сапрыкиным – парни горячие, да и летают по полю как угорелые. Думаю, Немчинов поступил правильно.

МИХАЙЛОВ КАК ЛЕНИН

– В 17 лет вы уехали из родного Новосибирска в Санкт-Петербург. Страшно было?
– Нет. Для меня это был шанс в жизни. Команда в Новосибирске играла в первой лиге. СКА же выступал классом выше. Знаете, 17 лет – это не тот возраст, когда думаешь о каких-то сложностях. Тем более что меня в Питере встретили, отвезли на базу. Там одевали, кормили. Никаких проблем. Вот если бы я приехал на вокзал в Питер и не знал, куда после этого податься, тогда, возможно, испытал бы дискомфорт.

– А кто вас в Питер пригласил?
– Там интересная история получилась. Моим тренером в Новосибирске был Георгий Игоревич Углов – очень известная личность в наших краях. У него в свое время занимался Сергей Васильевич Аксененко. Позже он стал бизнесменом и перебрался в Питер. Не знаю почему, но у него возникла идея повезти в Америку на летний хоккейный турнир команды четырех возрастов. В том числе и моего года. Турнир проходил в начале августа. И Сергей Васильевич составил команды таким образом, что две пятерки были из Питера и одна – из Новосибирска. Перед турниром мы две недели жили в Питере, готовились к турниру. А в Америке команда нашего года выступила удачнее всего, заняв первое место. Возможно, после этого меня заметили и пригласили в питерский клуб. Когда я туда приехал, меня, естественно, сразу во вторую команду отправили. Молодой еще был.

– В Питере вы встретились с другой легендой отечественного хоккея Борисом Петровичем Михайловым.
– Совершенно верно. Когда первый раз встретился с Борисом Петровичем, это было что-то невероятное. Мы с ним просто поздоровались. Но для меня он сверхчеловек. Испытал, наверное, такие же чувства, как если бы царя живьем увидел или Ленина (смеется).

– У вас была мысль взять у Михайлова автограф?
– А я взял. Правда, уже попозже.

– Вы собираете автографы?
– Нет. Просто в одном журнале была хорошая совместная фотография Петрова, Харламова и Михайлова. Вот я и попросил Бориса Петровича там расписаться.

– Не расспрашивали его, как он раньше играл?
– Нет. Мы из разного поколения. Мне как-то и неудобно с ним об этом говорить. А вообще, я счастлив, что мне довелось работать у такого тренера. Я его всегда рад увидеть. О тех четырех годах, что я играл под началом Бориса Петровича, у меня остались только самые хорошие воспоминания. Также мне повезло поработать и с Сергеем Алексеевичем Николаевым. У нас с ним тоже особых проблем никогда не возникало.

– Николаев известен своими крылатыми выражениями. Какая его фраза запомнилась больше всего?
– У него таких фраз было очень много. Знаете, я в Уфу к Николаеву попал после двух лет игры за фарм-клуб «Оттавы». К сожалению, в НХЛ мне так и не удалось сыграть. Правда, мне предлагали продлить контракт еще на год с фарм-клубом, но я решил поехать к Сергею Алексеевичу в «Салават», о чем ни разу не пожалел. Мне с ним интересно было работать. Он много правильных вещей говорил. Одну его фразу я запомнил особенно: «Хоккеистов много, игроков мало». С этим трудно не согласиться… Знаете, мне вообще везло на людей, с которыми пересекался в жизни. Я был искренне рад, например, когда встретился в сборной с Сергеем Федоровым. Я на него смотрел как на инопланетянина. Во-первых, это мастер высочайшего класса, а во-вторых, когда уже удалось пообщаться с ним, понял, что это еще и один из самых позитивных людей, каких я только знаю. Как говорят, два в одном. И мастер настоящий, и человек с большой буквы.

– Вам ведь еще повезло и с президентом страны познакомиться, когда он вас принимал в Кремле после первой за 15 лет победы сборной России на чемпионате мира в Канаде.
– Было очень приятно. Он нам устроил теплый прием. И было видно, что Дмитрий Анатольевич искренне рад нашему успеху. Это больше всего понравилось. А то, что я попал в Кремль к президенту, – большая честь для меня.

– После второй подряд победы на чемпионате мира не шутили на тему того, что вы что-то зачастили в Кремль?
– Нет. Там шутить может только один человек (смеется). А если бы президент так пошутил, мы бы, конечно, посмеялись.

– Когда собирались к президенту страны на прием, кто вам галстук завязывал?
– Я даже не помню, если честно.

– Но сами-то умеете галстук завязывать?
– Умел. Пока в Америке играл, поскольку там надо было на все игры с галстуками ходить. А когда оттуда вернулся в Россию, искусство завязывания галстуков утратил.

– На приеме у питерского губернатора по случаю победы на чемпионате мира произошел интересный эпизод. Матвиенко, посмотрев на вас с Сушинским, сказала: «Худенькие такие, вас, наверное, плохо кормят»… Помните этот момент?
– Я не помню, чтобы она сказала про «плохо кормят». Это, скорее всего, кто-то от себя приписал. Но своего рода удивление нашим видом она точно выразила. Мы, разумеется, не самые крупные люди, какими у нас принято представлять хоккеистов. Получается, нам с Сушинским удалось разрушить этот стереотип.

НАГРАЖДЕНИЕ СЫНА

– А где сейчас находятся ваши золотые медали с победных чемпионатов мира?
– Дома висят.

– У вас иногда возникает желание подержать их в руках?
– Они висят, зачем их держать?

– Ну а сыну даете с ними поиграть?
– Бывает. Мы с ним дома играем в футбол или хоккей. В квартире есть специальные ворота для этого. Оббиваем стены мячом. Друг другу забиваем. Если он выигрывает, я ему вручаю золотую медаль: «Поздравляю, Коля, с хорошей игрой». Раньше я это часто делал. На дню по несколько раз медали вручал. Сейчас, правда, уже без них обходимся.

– Вашему сыну сейчас пять лет, а дочке – пять месяцев. Кто давал имена детям?
– Сыну я, дочке – жена. Все по-честному.

– Вы считаете себя хорошим отцом?
– Знаете, я не могу сам себя нахваливать. Одно скажу: пытаюсь быть хорошим отцом.

– Когда покупаете игрушки сыну, думаете о том, что и самому хотелось бы в это поиграть?
– Так и происходит. Я ведь принимаю участие в играх сына.

– Какая у него любимая игрушка?
– Какой-то одной любимой нет. Его многое интересует. Машинки, естественно. Конструкторы. Одно время покупали ему медицинский набор, он в доктора играл. И игрушечную плиту мы ему покупали. Он там варил что-то, а потом всех нас кормил.

– А у вас какие в детстве любимые игрушки были?
– Модельки машин, которые были недосягаемыми для нас. И если родители покупали их, это считалось чудом. Во-первых, машинки были дорогими и не продавались в том количестве, в котором они продаются сейчас. А во-вторых, модельки просто так не стояли в магазине. По крайней мере, у нас в Новосибирске. А еще у меня была пушка. С механизмом. Ею можно было управлять. И она к тому же стреляла.

– Чем стреляла?
– Простыми пульками. Не ядрами же. Не подумайте, это была не настоящая пушка, которая возле Петропавловской крепости стоит (смеется). Из пушки я по солдатикам стрелял. Играл в игрушки где-то до восьми лет. А потом они ушли на второй план, и мы уже с братом только в хоккей и футбол играли.

НЕДЕЛЯ В АРМИИ

– Можете сказать, какую книгу последний раз прочитали?
– Я перечитываю Достоевского. Сейчас остановился на его переписке.

– Можно назвать Достоевского одним из ваших любимых писателей?
– Можно.

– Какая любимая вещь у Достоевского?
– Они все очень разные. И одинаково интересные. Меня в его произведениях многое удивляет и заставляет задуматься. После такого чтения начинаешь по-другому смотреть на какие-то вещи.

– Помимо Достоевского, кого еще читаете из классиков?
– Булгаков меня впечатляет. Толстой Лев Николаевич.

– У вас со школы интерес к книгам?
– Нет. За школу вообще ни одной книги не прочитал.

– А как же сдавали литературу?
– На тройки и сдавал. Что услышал в классе, то и рассказал.

– Все время хоккей занимал?
– Не сказал бы. Просто почему-то обязательное чтение вызывало какой-то внутренний протест.

– Родители пытались заставить?
– Поначалу да, а потом перестали настаивать, потому что сам со школой справлялся. Мне родители, конечно, говорили, что надо читать, но я на том этапе развития так не считал.

– А в каком возрасте интерес к книгам проснулся?
– Как школу закончил, стал читать. Просто сам так решил. Возможно, и обстоятельства так сложились. Я приехал в Питер сразу после школы. Где-то через год познакомился со своей будущей женой. Она в то время училась в институте. Много интересного рассказывала. Общение с ней, наверное, и повлияло на мой выбор в пользу книг. У меня было много свободного времени, которое я тратил просто впустую. И вот стал читать наших литературных классиков.

– А кто ваша жена по образованию?
– Семейный психолог, она училась на кафедре «Психология семьи и детства».

– Это ей помогает в семейной жизни?
– Конечно. Она много информации почерпнула, учась в институте. Тем более что она с красным дипломом его окончила.

– Она сейчас работает?
– Нет. Она занимается с детьми. Конечно, кто-то нанимает нянь. Но у нас на воспитание детей другой взгляд. Если у матери есть возможность сидеть с ребенком, это лучше всех остальных вариантов. Мы с женой так считаем. Хорошо, что наши взгляды на воспитание совпадают с нашими возможностями. Жена может позволить себе не работать.

– А можете рассказать, как вы с будущей женой познакомились? Вы ведь в то время жили на базе, постоянно тренировались и играли, а она училась в институте, где у нее наверняка был свой круг общения. Как же хоккеист и студентка нашли друг друга?
– Видите, иногда случаются чудеса,  когда хоккеисты знакомятся с девушками, которые учатся в институте (смеется). На самом деле ничего сверхъестественного не произошло. Просто один мой товарищ познакомил меня с ней.

– С первой же встречи поняли, что это ваш человек?
– Нет. Все-таки должно было пройти какое-то время. Но с самого начала у нас отношения складывались хорошо, поэтому я достаточно быстро понял, что это мой человек. Хотя женился я на ней только через три года после знакомства.

– Почему?
– Я ведь, играя за СКА, был военнослужащим. Со своим распорядком дня. Например, в 11 часов вечера должен был быть всегда на базе. Уволившись из армии, я стал свободным человеком. Снял квартиру в Питере. Мы с будущей супругой месяца четыре пожили гражданским браком и потом поженились.

– Служба в армии была формальной?
– До присяги я попал в обыкновенную роту. И только уже после присяги меня обратно забрали в клуб.

– Сколько провели в роте?
– Неделю.

– Хватило впечатлений?
– Да. Навсегда это запомнится.

– А что именно?
– Там на самом деле совершенно другая жизнь, где царит атмосфера несвободы. Как только в армии люди два года находятся?! Конечно, со временем человек может привыкнуть ко всему. Но я за неделю, скажем так, не привык. Для меня это было сродни неволе. Ты чувствуешь себя подневольным человеком. Это сильные ощущения. И их надо уметь пережить.

– За эту неделю с дедовщиной не столкнулись?
– Нет, с этим все было спокойно. Но сам уклад армейский давил на психику. Ты делаешь то, что тебе говорят. О своих желаниях можно было смело забыть.

ПЛАВНИК В МОРЕ

– Вы согласны с тем, что хоккеисты в нашей стране зарабатывают очень много?
– Вопрос интересный, но здесь одним ответом не удовлетворишься. Понимаете, если это скажет бабушка-пенсионерка, то так оно и есть. А тот же Роман Аркадьевич Абрамович посмеется над нашими зарплатами. Многие считают, что хоккеисты получают огромные зарплаты. При этом люди не задумываются, а за что они их получают. Приведу пример с машинами. Если мы один автомобиль будем эксплуатировать на трех тысячах оборотов, а другой на шести тысячах, какой из них меньший срок послужит и раньше «помрет»? В любой машине установлен тахометр. На нем нарисована красная зона. И если стрелка приближается к ней, обороты надо сбавлять. А спортсмен в любом виде спорта живет на оборотах в шесть тысяч. И что с ним будет потом? Вот и весь ответ. И потом – не забывайте, что хоккеистом ты всю жизнь не будешь. А ведь у тебя семья, дети... Надо дальше как-то жить. Конечно, все хотят жить в достатке. Но, к сожалению, так не бывает.

– Кому уж что суждено: кто-то становится хоккеистом, а кто-то рабочим…
– Хоккеист – это тот же рабочий, только в своей области.

– В одном из интервью вы как-то признались, что один из ваших любимых фильмов – «Форрест Гамп». Чем он вас так зацепил?
– Своим сюжетом. Отношением к жизни главного героя. Да и всех остальных людей, которые с ним соприкасались. Это не пустое кино, однозначно. Близкое к правде. В этом вся прелесть фильма.

– Вы его иногда пересматриваете?
– Можно сказать, что регулярно. В течение сезона время позволяет. Дома, конечно, мы практически не смотрим телевизор, потому что забот много. Дел интересных хватает и без телевизора. А во время перелетов в сезоне как раз появляется время, чтобы любимый фильм посмотреть или книжку почитать.

– Можете вспомнить самый хулиганский поступок вашей юности?
– Да я никогда хулиганом не был. Один раз только окно разбил. Мне тогда лет десять было.

– Чем разбили?
– Ботинком. Хороший бросок клюшкой получился (смеется). Это в раздевалке произошло. Но мне ничего за это не было.

– В вашей жизни были случаи, когда испытали настоящий страх?
– Было однажды. Мы с женой в Египте отдыхали. Рано утром пошли на пляж. А там он коралловый. Чтобы не поранить ноги, в воду нужно было спускаться по пирсу. Смотрим, в море плавает женщина. И вдруг возле нее я увидел плавник. Сразу подумал, что это акула, и просто впал в ступор. Вспомнил, что я же только вчера вечером здесь купался и мог спокойно столкнуться с акулой. От этой мысли стало еще страшнее. Когда же мы с женой подошли поближе, то увидели, что это дельфин. И он от женщины никуда не уплывал. Как будто это какое-то домашнее животное со своим хозяином. Это меня по-настоящему впечатлило. Сначала пережил страх, а потом удивление.

– Три «не люблю» на ваш выбор?
– Не люблю вопросов, на которые нет рядом ответов… Не люблю сам опаздывать и когда опаздывают другие. В детстве не любил перловую кашу.

– Чего больше всего в жизни боитесь?
– Акул.

– Кто является вашим главным критиком?
– Супруга, конечно.

– Она использует в общении с вами какие-нибудь психологические приемчики?
– Намекаете на ее образование? Отчасти, наверное, применяет. Почему бы и нет?

– Что, заставляет вас какой-нибудь тест пройти или нарисовать какую-нибудь картинку?
– Это она с детьми так занимается. А для взрослого человека достаточно общения. Тем более что в моем случае не идет речь о какой-то критической ситуации (улыбается).

– А она в хоккее разбирается?
– Естественно. Как и любая другая девушка (смеется).

– Она может вам что-то посоветовать по хоккею?
– Может, конечно, свое мнение высказать.

– И как вы реагируете?
– С улыбкой.

– Какое у вас самое любимое время препровождение?
– Если я один, то читаю книги. Или кино смотрю. А если с семьей, то общение с родными.

– Приходилось когда-нибудь читать о себе нелепые вещи?
– Нет. Я очень редко что-то читаю из спортивной прессы.

– И в семье у вас никто не собирает вырезки с вашими интервью?
– Нет.

– Это никому не интересно?
– А какой в этом смысл? Семья про меня и так все знает. Если им захочется узнать обо мне что-нибудь интересное, я им сам все расскажу.