Виталий Давыдов: Золотое время Виталия Давыдова

В этом номере мы публикуем отрывки из книги вице-президента московского «Динамо» Виталия Семеновича Давыдова «Любите хоккей! Играйте в хоккей!» Трехкратный олимпийский чемпион, девятикратный чемпион мира в своей книге рассказывает о своей жизни в большом спорте, о хоккейной страсти, о победоносном десятилетии советского хоккея, о своих тренерах и партнерах по ледовым битвам.

 

У немецкого поэта Генриха Гейне есть такие строки: «Ангелы зовут это небесной отрадой, черти – адской мукой, а люди – любовью». Так вот, если заменить слово «любовь» словом «хоккей», то, по-моему, смысл мало изменится, потому что этой игрой увлеклись, страдая и радуясь, чуть ли не во всем мире. Этой болезнью заболел и я.

Вот уже полвека я с нетерпением жду начала очередного матча, когда команды выстраиваются одна против другой, от борта до борта, разделяя ледовую площадку на три части. Все в красивой форме, в защитном снаряжении, увеличивающем габариты игроков. И сколько зрителей на трибунах или у телеэкранов в эти предстартовые минуты мечтают оказаться в этом строю и через несколько мгновений скрестить клюшки с противником!

Хоккей в моем представлении – игра честолюбивых стремлений, магнит, притягивающий внимание простых смертных, которые не прочь оказаться в центре событий и бороться за победу. Почему же я выбрал профессию хоккеиста, а не пошел, скажем, по примеру брата Эдуарда работать в издательство «Правда»? Хорошая зарплата? Желание стать известным, стремление оказаться на видном месте, завоевать громкие титулы и звания? Нет, конечно! Когда Аркадий Иванович Чернышев обратил на меня внимание, я обо всем этом просто не задумывался. Скорее, тогда игра в хоккей для меня была не до конца осознанным стремлением заниматься тем, что сильнее всего любил, что умел делать лучше, чем все остальное. Словом, никаких честолюбивых побуждений. Наверное, как у солдата есть преданность присяге, так и у меня было внутреннее чувство следовать своему призванию, не свернув с пути, намеченного судьбой. Что же касается популярности, то я понял ее роль в моей жизни гораздо позже, только после того, как она коснулась меня своим крылом.

А ведь в моей семье никогда не было спортсменов, и мои родители, отец Семен Иванович и мать Клавдия Ивановна, и старший брат Эдуард не предполагали, что я стану профессиональным хоккеистом, тренером. С другой стороны, с детских лет все предрасполагало к тому, чтобы я связал свою жизнь со спортом. Жили мы на Верхней Масловке, там, где сейчас находится кинотеатр «Прага», а в полукилометре от нашего двора находился стадион «Пищевик», на котором мы, мальчишки из близлежащих домов, с утра до вечера играли, в зависимости от времени года, то в футбол, то в хоккей.

Как правило, были мы из так называемых необеспеченных семей, у большинства отцы не вернулись с фронта, а матери, старшие братья работали на заводах, фабриках. Мы были предоставлены самим себе, сами распоряжались своим временем, сами выбирали, чем заниматься в свободное от школы время. К тому же все мы жили в переполненных коммунальных квартирах, без особых условий для чтения книг, уроки приходилось делать на уголке единственного стола. Поэтому для многих из нас улица, стадион «Пищевик» были более привычными, чем десятиметровая комнатушка. Современным мальчишкам, нашим внукам, во многих отношениях можно только позавидовать – живут с отнюдь не бедствующими родителями в отдельных квартирах, имеют компьютеры, мобильные телефоны; во многих районах Москвы построены закрытые катки, где можно заниматься под присмотром тренеров круглый год. Тем более что родители привозят ребят на тренировки на собственных автомобилях.

Беда, постигшая в начале 1940-х годов нашу страну, не обошла стороной и мою семью. Во второй год Великой Отечественной войны из военкомата пришло извещение о том, что мой отец пропал без вести на Ленинградском фронте. Позже мы узнали, что он, будучи водителем первого класса, ежедневно возил продукты в осажденный Ленинград по льду Ладожского озера. Эту трассу называли «Дорогой жизни», но для моего отца она оказалась дорогой смерти – караван машин попал под артиллерийский обстрел, и один снаряд накрыл его грузовик.

 Матери, оставшейся вдовой в 28 лет, нелегко было прокормить меня и брата, но тем не менее она все-таки поставила нас на ноги. Мама работала в бухгалтерии издательства «Правда», туда же после окончания ФЗУ поступил работать и брат. Но все равно жилось нам, мягко говоря, туговато. Поэтому моя зарплата в «Динамо» стала большим подспорьем семейного бюджета. Но это случилось уже через много лет после гибели отца…

*****

В спорте случай нередко играет очень важную роль. В том, что я стал хоккеистом, ничего случайного, на мой взгляд, не было. Другое дело, что я мог стать не динамовцем, а армейцем, как Вениамин Александров, с которым я провел детство на «Пищевике».

На мое счастье, в один пасмурный декабрьский день 1953 года в пивной ларек, расположенный рядом с нашим стадионом, заглянул тренер «Динамо» Илья Васильевич Бизюков. Пока он поглядывал в окно и не спеша пил пиво, я забрасывал в ворота мальчишек из соседней школы одну шайбу за другой. Моя игра не осталась незамеченной Ильей Васильевичем, и он пригласил меня на следующий день в полдень найти его на стадионе «Динамо». Два раза приглашать меня не надо было – за час до назначенного тренером времени я был уже в нужном месте под южной трибуной.

Детско-спортивных школ в те годы еще не было, и Илья Васильевич без дополнительной проверки записал меня в одну из многочисленных детских команд «Динамо». Не скажу, что я почувствовал, что в моей жизни наступила очень важная перемена, – к первым победам в динамовской форме я отнесся так же спокойно, как и к выигрышам во дворе, хотя с гордостью показал ребятам из нашего дома настоящую клюшку, сине-белый свитер, хорошие коньки. Обмундирование мне по указанию Ильи Васильевича, предварительно переписав в свой бухгалтерский талмуд необходимые данные из паспорта матери, выдал кладовщик с запоминающейся фамилией Морковкин. Коньков нужного мне размера у него не оказалось, и Морковкин дал мне возможность выбрать из двух пар. Я недолго раздумывал, когда увидел на язычке одного ботинка фамилию Трофимова – великолепного динамовского нападающего, и тут же взял эту пару. Ботинки были, правда, на два размера больше нужного, тем не менее я вцепился в них, как алкоголик в бутылку водки. Много лет спустя, встретив однажды Трофимова в коридорах динамовского клуба, я сказал ему: «Василий Дмитриевич, спасибо за ваши коньки, которые помогли мне стать хоккеистом». И рассказал о том, как впервые получил форму «Динамо», коньки с ботинка ми, которые были велики, даже когда дополнительно надевал две пары носков.

Моя игровая карьера началась в третьей юношеской команде в одной тройке нападения с Володей Юрзиновым. С ним мы прошли долгий, 20-летний игровой путь, в том числе и в сборной, а потом вместе тренировали родной клуб. Словом, как говорится, съели не один пуд соли, за 50 лет побывали в разных переделках, расставались, снова встречались, но главное – оставались друзьями. Я, во всяком случае, считаю, что лучшего друга, чем Владимир Владимирович, у меня нет.

 В сборную СССР нападающий Юрзинов попал на год раньше меня, причем дебютировал не в товарищеских встречах, как я, а на чемпионате мира в Швейцарии, вернувшись в Москву с бронзовой медалью. Следующую награду – уже золотую – он получил вместе со мной через два года в Стокгольме. Наверняка его коллекция пополнилась бы и на Олимпийских играх в Инсбруке, если бы не аппендицит. После операции Владимир надолго исчез из сборной, и когда, казалось, он в нее не вернется, тренеры Аркадий Чернышев и Анатолий Тарасов снова включили Юрзинова в заявку на чемпионат мира 1969 года. Это было его последнее выступление в качестве игрока на таком высоком уровне, что лично я считаю большой несправедливостью – Владимир Владимирович явно не доиграл отведенный ему судьбой срок, причем это касается не только сборной, но и  «Динамо». За 15 лет он только в чемпионатах СССР в динамовской форме выходил на лед около 500 раз, а были еще и кубковые матчи, и популярный тогда турнир на призы газеты «Советский спорт». Владимир Юрзинов – человек осторожный, думающий, эрудированный (после института физкультуры закончил еще и факультет журналистики МГУ). Это проявлялось и в его игре, и в тренерской работе. Рад, что по стопам отца пошел его сын Владимир, возглавлявший несколько российских и финских клубов. А если добавить, что и отец моего друга был тренером по хоккею, то можно смело говорить о замечательной династии Юрзиновых. Кстати, Володя средний до прихода в «Динамо» играл в хоккей с мячом, но быстро освоил и ведение шайбы, и броски. О том, как это ему удавалось, свидетельствуют почти 240 заброшенных шайб в чемпионатах СССР – в среднем одна шайба в двух матчах.

*****

В юношеских командах, как я уже сказал, мы играли с Юрзиновым в одной тройке нападения. Однако в команде мастеров Аркадий Иванович неожиданно перевел меня в линию обороны. Произошло это во время поездки на товарищеские матчи на Урал.

Полвека назад в обороне играли в лучшем случае четыре защитника, а наш капитан, неутомимый Олег Толмачев, проводил на льду без смены чуть ли не все 60 минут. Во время этой поездки заболел Виталий Костарев, и у нас остались в строю только Толмачев и Павел Жибуртович. Вот тогда-то и была предрешена моя судьба.

За сутки до очередного матча Аркадий Иванович Чернышев сказал, что завтра я буду играть в защите. Для меня это стало полной неожиданностью, и главное – я не знал, как играть. Одно дело – когда рядом с тобой Володя Юрзинов и ты думаешь только о том, как прорваться к чужим воротам, забросить шайбу. И совершенно другое – постоянно отнимать шайбу, то есть вместо того чтобы созидать, нужно разрушать. И я не нашел ничего лучшего, чем возразить тренеру: «Аркадий Иванович, если я вам не нужен, то отправьте меня в Москву».

Моя наглость объяснялась еще и тем, что после предыдущего матча в Перми подошли так называемые «купцы» и стали уговаривать: «Ты слишком молод, чтобы закрепиться в составе «Динамо», где полкоманды выступают в разных сборных, так что вместо того, чтобы протирать штаны на динамовской скамейке запасных, переходи лучше в нашу команду – и играть будешь постоянно, и доплата к основному заработку будет приличной. Словом, не пожалеешь. А в «Динамо» ты вернешься через год-другой игроком подготовленным, будешь играть и в сборной». Поначалу я не придал большого значения этому приглашению. Тем не менее в голове моей засела предательская мыслишка: «Ага, если приглашают, значит, я кому-то нужен».

 Но Чернышев быстро привел меня в чувство, возмутившись: «Ты, мальчишка, кто ты такой, чтобы за меня решать?! Вон отсюда, лучше готовься к завтрашней игре!» Не успел я выйти из его гостиничного номера, как услышал: «Утро вечера мудренее», что было сказано уже другим, более спокойным тоном. И я понял, что тренер хочет проверить меня в защите не потому, что у нас осталось только два защитника, а скорее всего, потому, что он разглядел в моей игре задатки не форварда, а игрока обороны – и решил переквалифицировать меня из нападающего в защитники. Как показали дальнейшие события, мудрым оказалось не утро. Это Чернышев лишний раз проявил мудрость, и я добился на катках успеха, какого, вероятно, не достиг бы, продолжая играть в нападении…

*****

Карьера хоккеистов нередко зависит не только от собственных способностей, но и от отношения к ним тренеров, которые могут, словно шар в лузу, так загнать игроков, что те и не выберутся. Но мне повезло. Лично я не только не имею претензий к Чернышеву, но и не представляю, как сложилась бы моя жизнь, если бы в 17 лет меня не пригласил в команду мастеров Аркадий Иванович, который, словно игла, тянущая нитку, вел меня за собой 20 лет.

Команды пополняются ежегодно, но не все новички остаются в них надолго. И не только потому, что не хватает мастерства, – многое зависит от того, как их встретят тренеры, старожилы. Меня же, Володю Юрзинова и третьего игрока нашей юношеской команды – вратаря Владимира Чинова – Аркадий Иванович принял доброжелательно, поддержал приятными словами о наших хороших перспективах, но в то же время предупредил, что не потерпит плохого отношения к игре, тренировкам. На этот счет я не беспокоился, понимая, что если хватит способностей играть в чемпионате страны, то я все сделаю для закрепления в составе и добьюсь изменения в жизни, тем более что получил первую зарплату – 800 рублей, в то время как матушка в своей бухгалтерии зарабатывала в два раза меньше. Словом, приглашение в команду мастеров, благодаря Аркадию Ивановичу, перевернуло мою жизнь.

Кстати, о моей первой зарплате. Когда я принес деньги домой, то не сомневался, что услышу от мамы слова благодарности, а получилось наоборот, она неожиданно испугалась. «Виталик, откуда у тебя столько денег?» – спросила она дрожащим голосом. «Я их получил в «Динамо» за игру в хоккей», – спокойно ответил я. Но она не поверила, и мне пришлось отвести ее в динамовскую бухгалтерию, где ей объяснили, что сын честно заработал деньги.

*****

Впервые в сборную СССР я был приглашен в январе 1962 года. После чемпионата мира 1961 года в Швейцарии, где наша команда заняла лишь третье место, она не играла 10 месяцев и только после Нового года начала подготовку к очередному мировому первенству, которое должно было пройти в США. Но из-за того, что американские власти по политическим мотивам не дали въездные визы хоккеистам ГДР, руководители советского и чехословацкого хоккея, как я уже говорил, решили проявить солидарность с хоккейной федерацией страны, входившей в Организацию Варшавского договора, и бойкотировали чемпионат в Колорадо-Спрингс. Причем это выяснилось только в марте, а за два месяца до предполагаемой поездки в США сборная СССР начала серию контрольных встреч.

Первыми соперниками были хоккеисты Чехословакии, принимавшие нас в Братиславе и в Праге. К нашему сожалению, они выиграли обе встречи. Правда, в феврале мы дважды победили в Стокгольме шведов, которые через месяц завоевали золотые медали в Колорадо-Спрингс, в марте в Москве одержали одну победу над сборной Чехословакии, а вторую встречу завершили вничью, так что в итоге баланс для сборной СССР получился положительным. Но это были товарищеские матчи, а первого боевого крещения в рамках чемпионата мира мне пришлось ждать целый год.

В Стокгольм, где состоялось очередное мировое первенство, мы прилетели за два дня до старта и успели всей командой побывать на контрольном матче шведской сборной, который они провели двумя составами. Тренеры дали задание внимательнее присмотреться к игре соперников, с которыми нам предстояло встретиться во втором туре. После матча в гостинице Аркадий Иванович и Анатолий Владимирович попросили нас поделиться впечатлениями. Когда очередь дошла до Юрия Парамошкина, он сказал, что хотя шведы и хорошо играют, но нам они по зубам. Единственное их преимущество – игровая форма, особенно перчатки, в которых лично он поиграл бы с удовольствием. Мы расхохотались, а Тарасов, явно раздосадованный таким неожиданным ответом, высказал в адрес Юрия нелицеприятные слова.

Но Парамошкин, увы, ошибся, предсказав нам выигрыш у хозяев чемпионата: после крупной победы в стартовом матче над финнами мы все-таки проиграли шведам со счетом 1:2. Зато потом блестяще выступили в других встречах: разгромили команды ФРГ, ГДР, США, с разницей в две шайбы победили чехословацкую сборную. Перед заключительным туром, в котором нашими соперниками были канадцы, в чемпионате сложилась запутанная ситуация: на золотые медали продолжали претендовать три или четыре команды, в том числе, разумеется, и сборная СССР. Но для этого нам необходимо было удачно проскочить три рифа – дождаться поражения шведов от чехословацких хоккеистов, ничейного результата в матче США – ГДР и обязательно выиграть у канадцев…

Когда говорят, что в 1963 году нам крупно повезло, мы, впервые завоевавшие по два комплекта золотых наград за победу в чемпионате, который одновременно являлся и первенством Европы, с таким мнением не соглашаемся. Да, фортуна действительно выступала в форме сборной СССР. В то же время никто не мог сказать, что мы случайно стали чемпионами. В заключительном матче с командой Канады был нанесен лишь последний мазок в картине «Победа», которую мы дружно писали на протяжении всего турнира, и проигрыш шведам был лишь тем самым исключением, подтверждающим правило.

 По окончании чемпионата тренеры объявили, что всем нам присвоено звание «Заслуженный мастер спорта», чему мы обрадовались не меньше, чем получению золотых медалей чемпионов мира и Европы.

*****

…Самолет делает прощальный круг над аэропортом в Токио и берет курс на Москву. В салоне смолкает шум. Пассажиры погружаются в свои мысли. Позади третьи в моей жизни Олимпийские игры, закончившиеся нашей очередной победой. В Саппоро остались предматчевая неизвестность, переживания, огромное напряжение духовных и физических сил, потрясения. Все стало историей, воспоминаниями. Впереди самое важное за последнее время событие – возвращение домой, где нас ждут жены, дети, родители. И хотя скорость самолета равна чуть ли не скорости звука и кажется, что час встречи с любимыми никогда не наступит, все равно это самое приятное в любом путешествии, в чем в очередной раз убедился каждый из тренеров и игроков сборной СССР.

В те томительные минуты перед встречей с женой Татьяной, дочерями Аллой и совсем маленькой Оленькой мне и в голову не могло прийти, что это мой последний полет в составе сборной страны. Да, я все чаще задумывался над тем, что моя жизнь в большом хоккее отнюдь не бесконечна, что час расставания с тренерами и партнерами, с которыми играл десять лет, с которыми завоевал почти двадцать золотых медалей на Олимпийских играх, в чемпионатах мира и Европы, неизбежен. Но что этот час наступит чуть ли не на следующий день после возвращения из Саппоро и за два месяца до начала очередного чемпионата мира в Праге, не предполагал.

Тем не менее именно во время перелета из Японии в Москву я переступил таинственную грань, отделяющую хоккеиста сборной от игрока клуба. Наши бессменные тренеры Аркадий Иванович Чернышев и Анатолий Владимирович Тарасов, под руководством которых мы девять лет подряд одерживали одну победу за другой, сразу же после выигрыша золотых медалей в Саппоро приняли решение уйти в отставку. Почему они это сделали, какой черт нашептал им решиться на такой неожиданный шаг, знали только они сами. Во всяком случае, многочисленные рассуждения специалистов, журналистов, простых любителей хоккея – не более чем предположения. Это был тот самый случай, когда говорят: сколько людей – столько мнений. Но как бы там ни было, я решил последовать примеру своего любимого тренера Чернышева и тоже написал заявление об освобождении от сборной. Признаю, хотя это было и добровольное решение, но далось оно мне не сразу. Прежде чем сделать этот шаг, я много передумал, о многом вспомнил. Русский писатель Иван Сергеевич Тургенев когда-то написал, что счастье – как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть. Что касается моего счастья, то оно заключалось не только в крепком здоровье, но и в игре в составе сборной СССР. И вдруг наступил миг, когда передо мной встал поистине гамлетовский вопрос: быть или не быть в национальной команде? Через эти мучительные сомнения прошли и пройдут все спортсмены, но далеко не каждый понимает неизбежность последнего момента – момента прощания с любимой командой, с любимым видом спорта.

В феврале 1972 года я сдал форму сборной СССР администратору команды Анатолию Сеглину. Как осенью с деревьев опадает листва, так и с меня слетела пелена иллюзий о бесконечности выступлений в чемпионатах мира, на Олимпийских играх. Сразу оборвалась связь с национальной командой, в которой за десять лет я сыграл более 70 матчей, и мои интересы свелись к игре за «Динамо».

Но на этом моя хоккейная жизнь не закончилась. В родном клубе, уже в роли играющего тренера, помощника Аркадия Ивановича Чернышева, я провел еще один сезон, что позволило мне психологически подготовиться к окончанию игровой карьеры. По крайней мере, весной 1973 года, когда этот час пробил, я не чувствовал ни горечи, ни сожаления, ни сомнений. Все шло нормально. Любой хоккеист играет до тех пор, пока позволяют силы и обстоятельства, а когда он становится непригодным для решения больших задач, отработавшим отпущенный природной срок, приходит время расстаться с любым делом. В таких случаях возникает извечный вопрос: либо уходить добровольно, либо ждать, когда это предложат тренеры. У меня на этот случай ответ был готов давно.

Жизнь хоккеиста переменчива, и бывает обидно, если игровая карьера прерывается в самом расцвете, когда игрок не успел до конца раскрыть свои способности. А я свою задачу решил, тем более что понимал: сколько бы лет ты ни играл, даже в одной команде, все равно отношения с партнерами носят временный характер. Поэтому мне нетрудно было снять с себя хоккейные доспехи, за много лет потяжелевшие от пота, убрать меч, то бишь клюшку, повесить на гвоздь коньки. Большую роль в этот сложный и ответственный в моей жизни момент сыграла жена Татьяна. За многие годы выступлений на катках разных стран мне посчастливилось обнять чуть ли не весь мир, но не всегда у меня находилось время поцеловать жену. Я не опасался, что во время моего отсутствия у нее может появиться другой мужчина (на этот счет у меня никогда не было повода для подозрений), но ни с чем не может сравниться наслаждение, которое может подарить только жена, близость с ней. Поэтому уход из команды – это и отказ от длительных сборов в гостиницах и тренировочных базах, от поездок в другие города, и в то же время возможность постоянно жить дома, в семье, проводить ночи с любимой женщиной. С Татьяной мы знакомы со школьных лет и понимаем друг друга с полуслова, с полувзгляда, и я не сомневался в том, что она одобрит мое решение закончить игровую карьеру. И вправду – Татьяна с радостью приняла мое желание уйти из сборной и даже сходила в гастроном за шампанским! Так что играть я перестал не в тот день, когда впервые не вышел на тренировку, а после семейного совета…