Пресс-центр
Борис Чернышев: Неизвестный Чернышев
Аркадий Иванович Чернышев – легенда отечественного хоккея. Возглавляя сборную СССР, он приводил ее к четырем (!) золотым олимпийским медалям и к одиннадцати наградам высшей пробы на чемпионатах мира. Вы знаете кого-нибудь еще в хоккее с таким послужным списком? Глядя на все достижения Аркадия Ивановича, понимаешь, что отнюдь не случайно он стал автором первой шайбы в первом чемпионате СССР. Потом он является первым тренером, приведшим свою команду к золоту отечественного первенства. А затем Чернышев вновь оказался первопроходцем, завоевав со сборной СССР первые для страны золотые медали чемпионата мира и Олимпиады. Аркадий Иванович часто в спорте оказывался первым. Но, несмотря на свои очевидные заслуги, Чернышев всегда оставался в тени другого выдающегося тренера – Анатолия Тарасова. Все дело в характере Чернышева: он никогда не любил, как сейчас принято говорить, «пиариться». И на предложения того же Тарасова написать книгу всегда отнекивался: мол, ты писатель, ты и пиши. В итоге о Тарасове мы знаем практически все, а вот об Аркадии Ивановиче – не так уж и много. Особенно интересно, каким человеком он был вне льда, чем интересовался в жизни кроме хоккея? Для того чтобы узнать ответы на эти вопросы, мы обратились к сыну Чернышева Борису Аркадьевичу, который поделился с нами своими воспоминаниями об отце.
ГРИБНЫЕ СОРЕВНОВАНИЯ
– Борис Аркадьевич, каково это – быть сыном знаменитого человека?
– А вы знаете, ничего особенного-то и не было. На самом деле в советское время много внимания уделялось спорту. Поэтому у нас знаменитых спортсменов и тренеров во всех видах спорта было огромное количество. И дети известных спортсменов – рядовое явление. Конечно, все знали, чем занимается мой отец. Но ничего секретного в этом не было. Жизнь раньше более открытая была.
– В детстве отца видели редко?
– Конечно. В советское время в игровых видах спорта команды проводили значительную часть времени на сборах. У «Динамо» база находилась в Новогорске. С сентября по май отец вместе с хоккеистами проводил там большую часть времени. Они были как моряки, которые уходили в плавание. Семьи, конечно, переживали, потому что редко видели своих родных. Но такой был порядок. Тогда ведь победитель определялся в гладком чемпионате. Каждое очко было на счету. И тренеры внимательно следили за тем, чтобы игроки не нарушали режим. Разумеется, проще это было сделать, готовясь на базе.
– С какого возраста вы уже отчетливо помните отца?
– Первый раз меня и младшего брата родители взяли с собой в Сочи в 1957 году. Там были сборы у «Динамо». Мы вместе с братом проводили время на пляже. Там видели знаменитых динамовцев, олимпийских чемпионов Крылова, Уварова, Кузина. Они ведь как раз в 1956 году выиграли первую Олимпиаду. И эти хоккеисты к нам подходили. Нам было любопытно. Это первые более-менее яркие воспоминания. Мы ведь отца видели обычно только летом, когда сезон заканчивался. А в сезоне, допустим, возвращалась команда с игры из Горького, и дома он был только в два или три часа ночи. Мы, разумеется, в это время уже спали.
– Если у отца появлялось свободное время, как вы его проводили?
– В выходные мы обычно ездили, начиная с весны, на Куркинское шоссе, недалеко от Новогорска. У отца тогда первая машина была, «Победа». Такой броневичок. Вот мы всей семьей садились и ехали. От нашего дома это было совсем рядом. Минут 15 езды. Там шли в лес, рвали черемуху, собирали ландыши. А летом ездили или за грибами, или на рыбалку. Меня рыбалка не особо интересовала, а отец с братом с удовольствием ловили маленькую рыбешку. Им важен был сам процесс. Зато грибы собирать в семье любили все. У нас было свое место. Иногда родители нас в четыре утра будили посреди недели. В полшестого были уже на месте. Пару часов искали грибы. В полдевятого приезжали домой, быстро завтракали, пулей летели в школу, отец шел на работу на стадион «Динамо», а мама оставалась чистить грибы. И вечером, когда мы все приходили домой, она нас ими кормила. Причем у нас сбор грибов превращался в настоящее соревнование, не хуже любого вида спорта. Кто больше всего соберет. И собирали мы вчетвером где-то по 250–300 белых за раз. И как ни странно, больше всех собирала мама. Она вообще никуда в лес не ходила, боялась. «Я, – говорит, – около машины похожу». Мы же сразу бежали в лес. У каждого были свои места. Потом прибегали и хвастались: я 56 белых нашел, а я 66! И тут вдруг мама выдавала: «А я 88 белых набрала!» Мы завидовали ей, конечно: ну как же так, вроде нигде особо не ходит, а мы тут пол-леса пробежали и собрали меньше, чем она. Могу сказать, что походы с родителями за грибами – самые яркие впечатления детства.
– Когда у отца был отпуск, куда чаще всего ездили отдыхать?
– В 1958 году администратор «Динамо» рассказал отцу, что под Анапой есть очень хорошее местечко. Поселок Джемете. Там почти
– Отец сильно мучился из-за радикулита?
– Радикулит – страшная штука. Нельзя понять, когда начнется приступ. Помню один случай в Сочи. За два дня до отъезда команды такой сильный приступ радикулита отца прихватил, что он лежал пластом и не мог даже пошевелиться. Что делать? Уже все перепробовали, ничего не помогает. Уколы какие-то ставили, делали блокады – бесполезно. И вот какой-то местный врач сказал, что отцу могут помочь только пчелы. И вся команда поехала на пасеку, каждый хоккеист привез по пчеле. И отцу в первый день 20 пчел на спину поставили – она стала выглядеть из-за укусов как надувная подушка. И на второй день еще 20 пчел. К вечеру второго дня отец встал, сам дошел до поезда и приехал в Москву. Все благодаря пчелам.
МИРОТВОРЕЦ ЧЕРНЫШЕВ
– Вы рассказывали, как с отцом ездили на «Победе» за грибами. А отец хорошим был водителем?
– Да. У него был второй класс. Он его еще до войны получил. И когда началась война, он водителем работал в Москве. Какие-то грузы возил. Также участвовал в патрулировании города. И еще находил время, чтобы тренироваться. Отец ведь до войны в футбол хорошо играл, в русский хоккей. Был чемпионом страны по русскому хоккею и по футболу в составе московского «Динамо».
– Отец в машинах хорошо разбирался?
– Да. Раньше тот, кто имел машину, мог ее, как пистолет Макарова, собрать и разобрать с закрытыми глазами. Ничего там сложного не было.
– Вас отец учил разбираться в машинах?
– Он помогал. Помню, я как-то с работы ехал, и у меня машина остановилась. Я звоню отцу: так, мол, и так. Посреди дороги машина стоит. Он через полчаса, может, через час подъехал, посмотрел. А там оказалось, что провод заземления, который крепится к кузову, отошел. Кто бы мог подумать, что такое случится? Но отец нашел неисправность. У него тогда со временем посвободнее было: он уже работал в динамовской школе.
– Говорят, что Чернышев хорошо играл в шахматы. С вами он тоже играл?
– Нет. Дома мы с отцом больше в морской бой играли. Или в слова. Это когда пишешь какое-нибудь слово букв из десяти, а потом из него нужно было составить как можно больше других слов. Мы с братом соревновались, а отец нас проверял. Помню, споров было много: есть такое слово или нет. Отец очень любил с нами играть. Старался, если появлялось время, провести его с нами. Для нас его присутствие дома было настоящим праздником. Когда я постарше стал, старался всегда ходить на хоккей в Москве, чтобы с отцом повидаться. За час до игры приедешь, постоишь с отцом, который перед игрой обычно чай пил в буфете. Он мне рассказывал о последних новостях в команде. Было интересно. И иногда после игры мы с ним на машине ехали домой. Правда, если вдруг динамовцы проигрывали какому-нибудь слабому сопернику, всех увозили на базу. Так что у команды был стимул хорошо дома играть.
– А мама на хоккей ходила?
– Она очень переживала, поэтому не ходила. По телевизору смотрела. И если игры чемпионата страны мама могла наблюдать еще более-менее спокойно, то трансляции с первенства мира или Олимпиады тяжело переносила. Если показывали решающие матчи, особенно с чехами, она не могла смотреть, уходила на кухню и оттуда спрашивала: ну как там? Мы ей все рассказывали. А игры-то поздно заканчивались. Чуть ли не в полночь. И если наши побеждали, а это случалось очень часто, то весь дом высыпал на улицу. А у нас на Войковской дом был очень большой. Помню, только первый снег выпадал, лунный свет отражался от него, и на улице становилось очень светло. Мы частенько в футбол играли после вечерней трансляции. Надо ведь было как-то стресс снять от переживаний. Играли до тех пор, пока из окон не доносилось: «Петя, иди домой! Вася, быстро спать!» У людей был такой эмоциональный подъем, что не хотелось расходиться.
– Отец с вами строгий был?
– Он всегда поддерживал маму. А вот мама у нас была строгая. Потому что она по национальности латышка. С серьезным характером. Отец старался ей не перечить. Нас и в угол ставили, иногда и ремнем наказывали. Но мы благодарны за воспитание: надеюсь, выросли достойными людьми.
– Мама ведь у вас тоже спортом занималась?
– Да, была мастером спорта. Играла в хоккей с мячом за «Динамо». А после войны женский хоккей как-то совсем захирел. Там получилось, что профсоюзная команда «Буревестник» забрала к себе из других клубов всех сильнейших игроков. И стало неинтересно проводить первенство страны, потому что все знали, кто победит. В 70-е годы пытались еще раз возродить женский хоккей с мячом, но по большому счету ничего из этого не получилось.
– Отец с матерью никогда не хотели, чтобы вы пошли по их стопам?
– Нет. А мы-то как раз хотели. И я, и брат занимались спортом. Я ходил в бассейн «Динамо». Правда, просто для того, чтобы научиться плавать. Но как-то заболел ангиной, и мать сказала, что экспериментов достаточно. Потом два года занимался спортивной гимнастикой на стадионе Юных пионеров. Для здоровья. Вообще же родители были категорически против наших занятий спортом. Говорили: хватит в семье двух спортсменов. Давайте-ка лучше учитесь. Спорт – это не на всю жизнь, а максимум лет до тридцати. А потом – все надо начинать сначала. Времени, чтобы получить хорошее образование и достойную профессию, у спортсменов не было. Очень многие из первого поколения хоккеистов, которые играли после войны – в 40-е, 50-е годы, – окончив спортивные карьеры, оказались никому не нужными и, по существу, выброшенными на улицу. Это касалось в основном профсоюзных спортсменов, которые не имели армейских чинов. Отец рассказывал, что некоторые знаменитые в прошлом игроки работали таксистами, а кое-кто даже рыл могилы на кладбище.
– Каким вам отец запомнился?
– У него была какая-то врожденная интеллигентность. Отец никогда не повышал голос. Говорил всегда мало… Он был очень разносторонним человеком. Ребята из сборной и из «Динамо» рассказывали, как отец устраивал им целые экскурсии в зарубежных поездках. Он многое мог рассказать, а хоккеисты удивлялись, откуда он все это знает. Отец с мамой любили ходить в театр. Он разбирался в музыке, в живописи, в искусстве. Знаю, что у отца с игроками всегда был хороший контакт. Он общался с ними спокойно, без криков. И это, кстати, очень хорошо действовало на игроков, потому что накалять обстановку не имело никакого смысла. Вот помню историю... Виктор Тихонов тогда работал вторым тренером в «Динамо», помогая отцу, особенно когда тот уезжал со сборной. И вот однажды отец вернулся домой очень довольный. В это время мы с братом делали уроки, а отец маме на кухне рассказывал о событиях в клубе. «Сегодня, – говорит, – мы в команде собрание провели. Ребята были очень недовольны Тихоновым. У него с игроками конфликт какой-то возник. И вот мы провели собрание, на котором все разложили по полочкам, разобрали. И игроки, и Тихонов все поняли». Отец был очень доволен, что разобрался в ситуации и вовремя погасил конфликт. Он умел сглаживать углы. И даже в сборной страны игроки разных клубов старались подходить именно к нему. Армейцы, тот же Харламов, приходили к отцу просто поговорить по душам. Тарасов же являлся сторонником армейской дисциплины и строгого соблюдения принципа субординации. Отец в этом смысле был намного мягче.
– Какие отношения были у Тарасова с Чернышевым?
– Они умели находить общий язык, хотя у них были очень разные взгляды на хоккей. С 1954 года отец руководил сборной СССР вместе со своим помощником Владимиром Егоровым. И за четыре года наша команда дважды выиграла чемпионат мира и один раз Олимпиаду. А когда в 1957 году в Москве, не проиграв ни одного матча, сборная СССР не сумела стать чемпионом мира, отца освободили и назначили Тарасова. Он тоже четыре года готовил сборную. Но за это время национальная команда ничего не смогла выиграть. А в 1962 году председатель Спорткомитета СССР Николай Романов пригласил отца к себе: «Аркадий Иванович, все-таки вы с Тарасовым – два самых опытных и авторитетных тренера в нашей стране. Может быть, вам в интересах сборной поработать вместе?» Чернышев отвечает: «Конечно, поработать можно, но у нас настолько разные взгляды на хоккей, что нам трудно будет найти общий язык». Но Романов стал настаивать. Тогда отец сказал: «Я могу согласиться на это только в том случае, если буду старшим тренером, а Тарасов станет мне помогать в качестве второго тренера». Тарасов согласился на эти условия. Хотя когда Анатолий Владимирович работал четыре года старшим тренером в сборной, он неоднократно приглашал отца вторым тренером к себе, но тот отказывался. В сборной у Чернышева и Тарасова было своеобразное разделение труда: отец основное внимание уделял тактике и стратегии игры с будущим соперником, а Тарасов большей частью занимался тренировочным процессом. Хотя все принципиальные вопросы они обсуждали вместе.
– А почему, на ваш взгляд, Тарасов согласился на вторые роли в сборной?
– Я думаю, из прагматических соображений. Лучше быть с золотыми медалями вторым тренером, чем первым, но без золота. Та сборная СССР была очень хорошей командой. Все понимали, что в ближайшие годы эта сборная будет фаворитом на мировых первенствах. Поэтому Тарасову и пришлось наступить на горло собственному самолюбию. У отца с ним серьезных конфликтов никогда не было. Они с большим уважением относились друг к другу. Хотя Чернышев мог одернуть Тарасова, если тот начинал перегибать палку.
БЕСПАРТИЙНЫЙ ТРЕНЕР
– У вас в детстве какие игрушки были?
– У меня были оловянные солдатики, чуть ли не дореволюционные. Наверное, отец в них, еще когда был маленьким, играл. Раньше ведь пользовались игрушками, которые переходили из поколения в поколение. У отца была достаточно большая семья: четыре сестры и три брата. Он был самым младшим и самым любимым. Аркадий Иванович родился в 1914 году, перед революцией, в Нижнем Новгороде. Его отец работал механиком на заводе. И в 1916 году дедушку, как хорошего специалиста, перевели работать в Москву. Семья переехала. Так в Москве и остались.
– У Чернышева ведь старшего брата репрессировали в 1937-м?
– Да. И расстреляли. Он был завкафедрой физкультуры в академии, где учились Тухачевский, Блюхер и другие известные военачальники. И когда их всех репрессировали, то заодно с ними посадили и часть преподавательского состава, в том числе и старшего брата отца.
– А на Аркадии Ивановиче это как-то отразилось?
– Отец стал членом партии еще до войны. Но из-за старшего брата его из партии исключили. И после этого он так и оставался беспартийным. Когда отец в сборной работал, ему все говорили: «Аркадий Иванович, ну как же так? Все игроки – комсомольцы, Тарасов – член партии, а вы что же? Пишите заявление, мы вас сразу примем». А отец отвечал: «А зачем я должен писать заявление? Меня выгнали из партии. Если вы считаете, что сделали ошибку, исправьте ее сами». Самое интересное – отцу часто говорили, что ему, беспартийному, доверяют больше, чем партийным. Раньше ведь многие вступали в партию, чтобы сделать себе карьеру. Из шкурных интересов. Отец к таким точно не относился.
– К Чернышеву домой часто приходили гости?
– У нас небольшая квартирка была. Много гостей не примешь. Но, конечно, каждый раз, когда отец приезжал с чемпионатов мира, он устраивал вечер. Родственники приходили. У нас был круглый стол, мы его раздвигали, ставили внутрь две вставки. За столом усаживалось человек 12–14. Больше бы не уместилось. И отец рассказывал обо всем, что происходило интересного на чемпионате мира. А еще после очередного триумфа нашей сборной отец с Юрзиновым, Петуховым, Давыдовым и другими сборниками-динамовцами в течение месяца ездил с выступлениями по школам, по заводам. Куда их только не приглашали! И в мой институт они приезжали. Я сам ходил слушать. И знаете, на этих встречах народу битком было. Я помню, в 1963 году отец с Юрзиновым даже в нашу среднюю школу пришли, когда я там еще учился. Заполнился весь актовый зал. Народ интересовался всем. Люди переживали. Все игроки и тренеры сборной были нарасхват. Поэтому дома их в течение месяца практически не видели.
– Чернышев когда-нибудь хотел книгу о хоккее написать?
– Знаете, Тарасов все время отцу говорил: «Адик, давай напишем книгу!» А тот отвечал: «Да отстань ты со своей книгой. Ты писатель, ты и пиши. Мне некогда этим заниматься». Он считал, что это все не настолько важно. Работа была важнее. Он был первым директором динамовской школы. Помимо этого возглавлял тренерский совет. Это была серьезная общественная нагрузка. Совет этот несколько раз в месяц собирался. А писать книгу урывками ему не хотелось. «Вот, – говорил, – выйду на пенсию, тогда можно и подумать над книгой». Но потом он заболел.
– Там произошла какая-то неприятная история в связи с болезнью.
– Да. Председателем Центрального совета общества «Динамо» был назначен протеже Андропова. Отец рассказывал, что его первым же требованием было получить черную «Волгу» с номером 00–01 и генеральскую должность. «Ты сначала, – делился со мной отец, – сделай что-то для общества, а потом уже проси». В 1983 году исполнилось 60 лет обществу «Динамо». Подготовили наградные списки. А отец в эти списки не попал. На следующий год ему должно было исполниться 70 лет, и руководство «Динамо» хотело тогда его наградить. Но отцу об этом ничего не сказали. Он очень переживал, и у него случился инсульт. Отец приехал домой, поставил машину в гараж и там провел полтора часа. Сидел, думал, переживал. И по дороге домой, как он рассказывал, стал перешагивать через поваленное дерево на тротуаре. Но споткнулся и упал. Пролежал минут сорок. Мимо проезжала милицейская машина. Посмотрели: пьяный он или нет. Узнали Чернышева, позвонили в «скорую». Минут через тридцать «скорая» приехала, и его отвезли в Боткинскую больницу. Я к нему туда при ехал. Мне сказали, что все очень серьезно. Говорят, если он 11 дней проживет, то все обойдется. У него парализовало левую сторону. Обычно, как говорили врачи, такие пациенты чаще выживают, но восстановление идет тяжело. А у кого парализует правую сторону, те в большинстве случаев умирают. Но если выживают, то восстанавливаются гораздо быстрее. Отцу, конечно, было тяжело. Время от времени к нему динамовские ребята приезжали в гости. Однажды Саша Филиппов сказал отцу: «Ну что же вы, Аркадий Иванович? Вы же нас сами гоняли до седьмого пота. И хорошо понимаете, что сейчас вам нужно много трудиться, чтобы выздороветь». Отец отвечал, что ему все дается очень тяжело. Нога у него, кстати, более-менее отошла, а рука так и осталась парализованной. Я старался его выводить во двор, когда была хорошая погода. У него был костылек. Он шагов сто проходил и садился на лавочку отдыхать. Но я, к сожалению, мог только в выходные с ним гулять. Поэтому мы нашли массажиста, платили ему в течение года. Но тот, вместо того чтобы постараться активизировать деятельность отца, в основном сидел с ним на лавочке и беседовал. И результата никакого не было. Хотя я помню, когда отец еще в Боткинской больнице лежал, к нему приходила женщина, которая давала ему специальный комплекс упражнений. Она его заставляла тренироваться. А отец, когда та приходила, говорил: «У, цербер пришел!»
– Кто чаще всего отца навещал из динамовских хоккеистов?
– Тот же Володя Чинов (известный вратарь «Динамо» – прим. ред.) часто приходил. Был очень отзывчивым. Все время звонил, маму спрашивал, что надо привезти. Да многие приходили. Все к отцу хорошо относились. Когда он болел, я продолжал иногда ездить на хоккей. Там ко мне частенько подходили Александр Рагулин, Борис Михайлов, Борис Майоров и другие игроки и спрашивали, как здоровье отца. Просили передавать ему большой привет. Я даже удивлялся такому вниманию. Ведь одно дело динамовцы, а тут игроки других команд. Я, конечно, приветы отцу передавал. Он очень доволен был, благодарил.
– От чего отец умер?
– У него случился повторный инсульт. Мама умерла через полтора года после него. В стране как раз в то время бардак начался. Я даже думал, что, может, и хорошо, что родители всей этой вакханалии 90-х не увидели. Они бы этого точно не выдержали…
